— Это — судья, председатель Мэнсфилд, он сидит за столом. Человек рядом с ним — известный адвокат Даннинг, он представляет мистера Стюарта, владельца раба. А вон там — и сам негр, Джеймс Сомерсет. Едва ли он понимает, какое значение имеет сегодняшняя тяжба. И посмотрите, Сара, вон там — мистер Грэнвилл Шарп, который возбудил дело и который посвятил большую часть своей жизни аболиционизму. Вам хорошо видно их всех?

— Да, — отвечала Сара, стараясь проявлять интерес, чтобы сделать приятное Криспину. Но лица мужчин, их черные мантии и белые парики смешались в одну серую массу, так же как когда-то, в ночь бала, смешались яркие платья гостей. И как тогда Сара почувствовала, что у нее закружилась голова, и ухватилась за руку Криспина.

Он посмотрел на нее, в его глазах была озабоченность. Сара испытывала искушение попросить его вывести ее отсюда. Но снова его слова, сказанные во время их последнего свидания, успокоили ее: «В последнее время вы проявляли мало слабости», — сказал он тогда, и в его голосе слышалось одобрение. Она твердо решила не выказывать слабости и сейчас, когда вот-вот начнется суд, который имеет для него такое огромное значение.

Сара закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

— Я чувствую себя превосходно, — заверила она Криспина слегка дрожащим голосом. — Это было просто легкое головокружение.

— Вы уверены? — с сомнением спросил он.

Когда Сара открыла глаза, голова все еще слегка кружилась. Потом в море лиц она различила одно. Это было лицо Деборы, которая смотрела на нее с изумлением. И в нем было кое-что еще. Холодная злость, такая же явная, как и ревность, которую Сара заметила в гостиной в Клэверинге. Она видела этот взгляд всего одно мгновение. Но этого было достаточно, чтобы вернуть Саре самообладание.

И она твердо повторила:

— Я превосходно себя чувствую, Криспин. Не обращайте на меня внимания.

Ей казалось, что она стоит здесь уже много часов, а прения все тянутся, и нет им конца. Временами она теряла нить рассуждений, но слышала сердитое ворчание купцов, чувствовала растущее возбуждение Криспина, когда его рука все сильнее сжимала ее руку, видела Эдварда Трехерна, грызущего ногти, досадливый взгляд Деборы, когда ее шляпа съехала на лоб, потому что сидевший позади мужчина поднял вверх кулак. Наконец все закончилось, наступила тишина, и председатель Мэнсфилд огласил приговор. Как во сне она слышала его строгие слова:

— Согласовав предмет с естественными принципами, мы заключаем, что требование рабства не может быть поддержано. Провозглашенное право никогда не имело здесь применения и неизвестно закону.

Пальцы Криспина впились в ее руку, заставив Сару вздрогнуть.

— Мы победили. — Его голос был торжествующим, глаза сияли. — Это конец рабства в Англии. Теперь мы можем идти вперед с новой надеждой.

Сара слышала вокруг себя восторженный шум, крики разочарования, злобные проклятия вест-индских плантаторов и купцов. И неожиданно она перестала сознавать, где находится, она забыла о толпе, сжимавшей ее, даже о Криспине и Берте, стоявших по бокам. Она могла думать только о высоком, воспитанном негре, прятавшемся на сеновале в Клэверинге. Доводы закона, слова судьи теперь вдруг обрели свое значение. Больше этому рабу и никакому другому в Англии нет нужды прятаться или страшиться. Никогда больше его не закуют в железный ошейник, не исполосуют спину, не пустят по его следу гончих.

— Моя дорогая, ты плачешь, — встревоженно сказал Криспин. — Что такое?

— Я… — выдавила Сара. — Я так благодарна. Если бы я только могла открыто взять вашу сторону в этой борьбе, чтобы окончательно покончить с рабством. Если бы я не поклялась Энтони, если бы я не была дочерью своего отца. О, Криспин…

Он мягко обнимал ее, пока толпа зевак обтекала их, потом отпустил.

— Я немедленно должна возвращаться домой, — сказала Сара. — У меня нет желания встречаться с Деборой или с Эдвардом. Кроме того, все это станет таким ударом для папА, а он не вполне здоров. Простите меня, Криспин, я сама не знаю, что говорю. Я так измучена, я разрываюсь между моей любовью и моей верностью.

Теперь в толпе то и дело возникали драки. Купцы использовали свои палки, чтобы расчистить путь к экипажам. Мужчины отвечали им кулаками, женщины отпускали колкости. Криспин быстро нашел для Сары портшез и еще один — для Берты. Подсаживая ее, он наклонился и поцеловал Сару в щеку.

— Прощай, моя любовь. С сегодняшнего дня твой отец больше, чем всегда, станет возражать против наших встреч. Будь мужественной, моя маленькая Сара. Наши пути расходятся, но наши сердца остаются вместе. Пошли мне словечко через Мэри, когда сможешь, и помни, пока она остается хозяйкой дома, двери Клэверинга будут всегда открыты для тебя.

Портшез подняли и понесли, и каждый шаг носильщиков удалял Сару от него. Шум уличного движения, путаница лиц — все это обручем сдавливало Саре виски, так что в конце концов она опустила голову, закрыла ее руками и зажмурила глаза. Путь до Беркли-стрит показался ей бесконечно долгим. Она чувствовала себя ужасно одинокой — запертая в этой маленькой коробке, которая тряслась и кренилась с боку на бок, когда носильщики огибали экипажи, лошадей или пешеходов.

Когда Сара наконец добралась до дома, она увидела у парадных ступеней наемный экипаж.

— Должно быть, это гонец из суда, — предположила Берта, когда они быстро проскользнули через ворота в сад.

— ПапА очень рассердится, услышав новости, — сказала Сара. — Я только молюсь о том, чтобы меня не хватились.

— Но дело того стоило, разве не так, сударыня? Мистер Данси — настоящий джентльмен. Знаете, он даже подсадил меня в портшез. Меня, служанку. Почему вы не можете выйти за него, мисс Сара?

— Тому существует дюжина причин, — с грустью ответила она. — Берта, иди вперед. Скажешь мне, если там кто-то есть.

Разведав дорогу, горничная вернулась к Саре. И вдвоем на цыпочках они пробрались по черной лестнице наверх и двинулись темным коридором. На лестничной площадке Сара резко остановилась. Внизу, в холле она увидела леди Торренс, ходившую взад-вперед, сжимая и разжимая руки. Ее горничная пыталась поспеть за нею, протягивая ей бутылочку с нюхательными солями. Дворецкий, два лакея и камеристка стояли вокруг, очевидно, в ожидании приказа, который их хозяйка, похоже, не в силах была отдать.

— Вы везде смотрели? — спрашивала леди Торренс охрипшим дрожащим голосом. — Она должна быть где-то в доме или в саду. Если никто не видел, как она выходила, и если все кареты и ее кобыла все еще стоят в конюшне…

Сара торопливо стащила с себя плащ. Пригладив волосы, она поспешила вниз.

— Вы ищете меня, матушка?

— Сара! Где ты была, дитя? О, сейчас это не имеет значения. — Леди Торренс повернулась к дворецкому. — Скажите доктору Хаслеру, что мисс Торренс здесь.

Фредерик двинулся в библиотеку, закрыв за собой дверь. Неожиданно Сара почувствовала что-то неладное. Она схватили мачеху за руку: