Он даже представить не мог, насколько прав в том, что она действительно многого не знает, но уступать Наташа не собиралась. И каким таким неподобающим образом она себя ведёт?

— Это вы о чём?

Дитрих заинтересованно прислушался, подавшись вперёд. Видя плохо скрытый интерес брата к иноземке, он не хотел добровольно признаваться в своей ночной выходке и портить с ним отношения. Теперь многое зависело от того, что скажет бунтарка. Он-то сможет выкрутиться. Ему поступать подобным образом не впервые.

— Ты всё мне расскажешь. И не вздумай лгать — будет хуже. За ложь всякого ждёт наказание.

Девушка замолчала, переваривая услышанное. Что за наказание? Наказание — это не смерть, но иное бывает хуже смерти. Колёсики фантазии раскручивались с неимоверной скоростью. Всё окружающее стало неинтересным и бессмысленным. Как могли наказывать в такое время? Голодом? Сажали на цепь в подвал к крысам? Порка? Да что же это такое? Не замок, а змеиное гнездо!

Из задумчивости её вывел громкий голос хозяина. Он смотрел и говорил, обращаясь к ней:

— Сейчас нужно решить вопрос с графиней, — перешёл он на англосакский язык.

Целое утро Бригахбург слушал Юфрозину и пришёл к выводу, что больше не хочет её видеть. Она выдвигала ряд требований. Её плохой англосакский не позволял точно определить, какой характер они носили. Венгерка постоянно сбивалась на родной язык, путая слова. Не в силах терпеть её сумбурные излияния, он потребовал привести иноземку. Настроен Герард был решительно и не знал, что он предпримет, но вопрос прислуги для невесты сына должен решиться без промедления. Поняв, что угрозами от девчонки ничего не добьётся, граф решил сменить тактику.

— Ты меня слышишь? — он строго посмотрел на строптивицу, зная, какое действие оказывает его пронизывающий взор на окружающих.

— Что вы от меня хотите? — в её голосе сквозило раздражение. Она сжала зубы, чтобы не ляпнуть ничего такого, что разгневает господина графа ещё больше. Быть наказанной всё же не хотелось.

— Ты будешь прислуживать графине, — сказал он, как отрезал.

Наташа встала, поворачиваясь лицом к его сиятельству — не отстанут ведь. За его спиной стоял барон. Тень беспокойства на его красивом лице сменилась любопытством.

— Буду. Но это будет не прислуживание. Это будет услуга с моей стороны. Вынужденная и ограниченная строгими рамками «от» и «до», — девушка ударила рёбрами ладоней по столу, показывая эти самые рамки, — и за это вы мне будете платить. — Немигающим взглядом уставилась в голубые глаза графа. — Я готова с вами обсудить детали, — голос звучал твёрдо и уверенно, а внутри всё дрожало. Сердечко трепетало, готовое покинуть тело, расплескаться у ног миллионами капелек алой крови.

Видя замешательство мужчины, уже мягче добавила:

— И не забудьте о своём наследнике, ваше сиятельство. Его нужно лечить и только я могу ему помочь.

Шантаж? Да, шантаж! И гори всё ярким пламенем!

Граф вскочил со стула и, потеснив Дитриха, прошёл к окну.

Он утром заходил в покои сына. Кива выглядела усталой, но довольной. Ночь прошла спокойно. Ирмгард пока не приходил в себя, но вид его, спящего, вселил надежду в сердце отца. Кажется, у девчонки получилось вырвать вице-графа из цепких рук смерти, и она — негодница! — смеет напомнить ему об этом! Герард в раздумье скрипнул зубами, качнулся с пятки на носок и сцепил руки в замок за спиной. С иноземкой следует обходиться аккуратно, но сначала нужно убедиться, что сыну действительно ничего не угрожает.

Грязные разводы на стёклах бросились в глаза. Раньше он их не замечал. Он скосил глаза на пол. Грязно. Поморщился. Признавать этого не хотелось, но иноземка права. Немного успокоившись, Бригахбург вернулся за стол.

Барон лениво, в своей манере, из-под прикрытых веками глаз, наблюдал за женщинами. Раскрасневшаяся шантажистка рассматривала шкатулку, стоящую на краю стола, а графиня не сводила взора со сверкающего украшения на груди той.

Даже Герарду, перехватившего взгляд невесты сына, стало интересно, сколько может стоить такая искусная работа мастера-ювелира? «Споткнувшись» о синяк брата, он уверовал в то, что между ним и девчонкой что-то произошло. Он даже догадывается, что именно. Дитрих, скорее всего, застал её в кухне. Что она там делала — неважно. Пропустить такой случай он не смог. А вот результат оказался неожиданным. Граф довольно хмыкнул. Что ж, этого и следовало ожидать. Только, глупая, не понимает, что этим только раззадорила Дитриха. А он сам? Он снова вспомнил волнующее прикосновение к её губам, толчок в грудь и стук закрывшейся двери перед самым его носом.

— Графиня, — медленно начал его сиятельство, — вот она будет вашей компаньонкой. Так? — повернул голову в сторону бунтарки.

Та согласно кивнула, а Юфрозина насторожилась, выпрямившись на стуле.

Бригахбург продолжил, тщательно подбирая слова. Подобное он озвучивал впервые:

— Она будет приходить к вам по мере надобности, но не меньше трёх раз в день. В её обязанности будет входить общение с вами и прислугой. По вашему требованию и на ваше усмотрение она будет сопровождать вас в места, где потребуется её помощь при вашем общении с другими лицами. Так? — снова посмотрел на смутительницу спокойствия.

— Я хочу, чтобы она была при мне целый день, — графиня выглядела спокойной.

— Нет, — подала голос Наташа, не глядя на Фросю, — учитывая, что у меня не будет выходных, я смогу бывать у неё не более шести часов в сутки. В субботу и воскресенье по пять часов. В неделю это будет сорок часов. Не забывайте, господин граф, что я ещё должна уделять внимание вашему сыну. На это тоже нужно время.

Брови Герарда удивлённо поползли вверх. Понятие времени носило относительный характер. Как девчонка собиралась определить точное время… хм… услуги? Так она сказала?

Барон не принимал участия в разговоре. Он только слушал и оценивал услышанное. Видел, как горячится брат, хотя никто этого не замечает. Но кто знает Герарда лучше, чем он? Он забыл, когда видел его с горящим взором и блуждающей улыбкой на губах, нетерпеливыми порывистыми движениями. А недавний допрос о синяке? И главное — брат стал проявлять интерес к своему внешнему виду. Одеяние, пошитое несколько лет назад и пылившееся в сундуках за ненадобностью, вдруг увидело свет! А фамильный перстень? Когда он видел его на нём последний раз? Не чудо ли?

— Как ты собираешься определять точное время? — осведомился Бригахбург.

— Не беспокойтесь, ваше сиятельство. По своим биологическим часам. Они меня ещё ни разу не подвели. Если вы усомнитесь, сможете проконтролировать.

А пусть попробуют проверить![5]