Чарли Чаплиным, наши гуляки отправились обедать в ресторан «Сан-Суси», который ещё продолжал функционировать. Катю поразила невиданная ею до этого роскошь ресторана, а Борис старался держаться как можно развязнее и независимее.

Вероятно, со стороны эта пара выглядела довольно комично. Он и она по одежде и своим манерам значительно отличались от завсегдатаев ресторана. Молодые люди это и сами видели, и потому, поскорее управившись с обедом, вкус которого Катя из-за стеснения и непривычности обстановки даже как следует и не разобрала, поторопились покинуть этот сверкающий огнями и хрусталём зал.

Зашли они в кондитерскую, купили две коробки разнообразных пирожных и фунта два шоколадных конфет. Одну коробку решили отвезти домой, чтобы разделить её содержимое между братьями, сестрой Бориса и сёстрами Кати, а конфеты и пирожные из другой им предстояло съесть сейчас. Но где? Ведь не сядешь же на скамейку в саду или где-нибудь на улице и не начнёшь на глазах прохожих лакомиться пирожными? Надо было придумать, где-нибудь провести время до вечера и поесть свои лакомства, не подвергаясь наблюдению посторонних глаз.

В то время во Владивостоке имелись две большие гостиницы – «Золотой Рог» и «Версаль» и очень много мелких частных, так называемых номеров, иногда имевших в своём распоряжении меньше десятка комнат. В них за весьма скромную плату могли найти уединение парочки на сутки, на ночь и даже всего на несколько часов. В одну из таких гостиниц Борис и повёл свою Катю.

Она не понимала ужаса посещения мебилирашек в силу своей полной невинности, а он даже не подумал о том, что уже один визит девушки в эти номера может её скомпрометировать: слишком он был беспечен и легкомысленен. Да Борис и сам не догадывался, что в такие гостиницы гости приводят с собой только девушек так называемого лёгкого поведения, используя для прочих услуг горничных и другой обслуживающий персонал. Ему как-то пришлось раз переночевать в одной из гостиниц около Семёновского базара, в неё он и привёл свою Катю.

Когда он договаривался с хозяйкой, сидевшей за столиком в прихожей, о комнате до вечера или, может быть, до утра, его очень удивили насмешливые взгляды, брошенные ею и довольно миловидной горничной на смущённо прятавшуюся за его спиной Катю. Удивило его и то, что хозяйка взяла с него в этот раз двойную плату за такой же номер, как тот, в котором он останавливался в прошлый раз. Конечно, при Кате он не осмелился торговаться, но та, услышав цену, и сама пришла в ужас: нужно было заплатить 4 рубля! Она дёрнула парня за рукав и тихонько шепнула:

– Уйдём, съедим пирожные завтра где-нибудь в селе.

Но Борис, заметив, что колебания его спутницы, да и его самого, вызвали у хозяйки презрительную улыбку, вынул из кармана деньги и молча положил их на стол перед хозяйкой. Та спихнула бумажки в открытый ящик стола и приказала горничной проводить гостей в номер.

Горничная провела их на второй этаж, где в довольно грязный, обшарпанный коридор выходило, наверно, десять или двенадцать дверей. Она открыла одну из них и жестом пригласила пройти нанимателей в комнату.

Комната среднего размера, с большой двуспальной кроватью у одной из стен, с умывальником у противоположной стены, со шкафом, стоявшим напротив окон сбоку от входной двери, со столом посередине, накрытым цветастой скатертью не первой свежести и несколькими стульями, стоявшими вокруг стола, с какой-то несуразной картиной, висевшей над кроватью и с треснувшим зеркалом, укреплённым над умывальником, выглядела не очень уютно. Но ребята, уставшие после двух сеансов кино, пообедавшие, затем основательно побродившие по городу, были рады и такому пристанищу: оно позволяло снять верхнюю одежду, сесть за стол и наконец-таки приняться за своё соблазнительное лакомство.

Борис потребовал самовар и чай, сразу же заплатил за всё это горничной и запер дверь на ключ. Сбоку от окон комнаты, выходящих на Семёновский базар, висели толстые, но сильно поношенные гардины. Борис хотел их задёрнуть, но Катя воспротивилась.

Сняв и повесив свои довольно-таки жалкие пальтишки в шкаф, помыв руки, они принялись за чай. С большим аппетитом съели чуть ли не целый десяток пирожных и выпили по две чашки чая. После этого Катя, заявив о своей усталости, разулась и прилегла на кровать прямо на одеяло. Поколебавшись несколько минут, Борис, тоже разувшись, лёг около неё. Она отодвинулась к стенке, но против его присутствия не возражала. Несколько минут они лежали рядом, не двигаясь, думая каждый о своём.

О чём думала Катя, мы сказать не берёмся, а у Бориса вдруг возникло горячее желание обладать этой девушкой. Он повернулся к ней и принялся горячо целовать её в губы, щёки, глаза и шею. Она не сопротивлялась и даже иногда отвечала на его поцелуи.

Борис осмелел, и его рука коснулась упругой, прохладной, бархатной кожи Катиной груди. Но он смог продержать так свою руку всего несколько секунд. Девушка опомнилась, оттолкнула от себя парня и, слабо улыбнувшись, произнесла:

– Борис, Борька, не сходи с ума, хватит! Пойдём, а то меня хватиться могут. Смотри, на улице совсем стемнело, скоро будет поезд. Если я не приеду, отстану от класса, то мне потом и не оправдаться… А ну, как мама спросит тетю Елену, была ли я у неё сегодня, что я скажу?

Катя соскочила с кровати, повернулась к Борису, нагнулась к нему, крепко его поцеловала, посмотрела на него умоляющими глазами, стала обуваться и ещё раз повторила:

– Ну, Борька, я тебя прошу! Вставай, пойдём!

Что-то в тоне её голоса было такое, что заставило его немедленно подчиниться.

Через четверть часа Борис выводил из этого вертепа свою любимую Катю такой же невинной девушкой, какой и вводил её.

Подходя к вокзалу, они ещё издали заметили группу экскурсантов, стоявших у входа в вокзал и о чём-то оживлённо рассуждавших. Катя потребовала, чтобы Борис немедленно её оставил. Он перешёл на противоположную сторону улицы, свернул в привокзальный сквер и, пройдя через боковую калитку на перрон, забрался в первый вагон уже стоявшего поезда так, что никто из Катиных подруг и приятелей-одноклассников его не заметил. В Шкотове он выскочил из поезда до его остановки и быстро зашагал по линии к дому, а Катин класс ещё довольно долго шумел и смеялся на перроне станции, делясь впечатлениями об увиденном за день и обсуждая все маленькие происшествия, которые произошли с ними, как это всегда бывает при таких путешествиях. Только одна Катя стояла немного в стороне и задумчиво глядела куда-то в сторону моря. Её подруга Нюся Цион заметила