София

Несколько дней мы были заняты по горло. Отец снова прилетел в Нью-Йорк, юристы работали по двенадцать часов в день, потому что близился срок подачи предложения. Для меня уже стало привычным работать почти до полуночи, но даже когда я уходила, в кабинете Вестона горел свет. Правда, это не мешало ему пробираться ко мне в постель, когда он наконец доделывал все дела.

Казалось, мы едва закрыли глаза, а уже утро и надо вставать. Первый луч солнца пробился через щель между занавесками и лег поперек лица Вестона.

Он играл с моими волосами, а я смотрела на него, подперев подбородок рукой:

– На столе ключ от люкса.

Рука Вестона остановилась.

– Ты хочешь, чтобы у меня был ключ от твоего номера?

– Ну, вчера ты меня разбудил минут через десять после того, как я заснула, вот я и подумала – входи уже тихо, что ли.

Он улыбнулся.

– Уверен, ты просто приглашаешь меня тебе вставить, пока ты спишь.

Я шутливо шлепнула его по груди.

– Я говорю, не в меня входи, а в номер!

Вестон ловко перекатился так, что я оказалась на спине, а он надо мной, и убрал волосы с моего лица.

– Моя идея мне нравится больше.

Я улыбнулась.

– Ну еще бы. – Мы лежали обнаженные после ночи, и бедром я чувствовала, как у него крепнет эрекция. – Отец сегодня улетает, я обещала переговорить с ним на ресепшене в семь. К сожалению, у меня времени только в душ забежать.

Вестон нагнулся и поцеловал меня в шею.

– Я могу убедить тебя опоздать на пять минут?

Я засмеялась:

– С тобой не существует такой вещи, как пять минут!

– Ты так говоришь, будто это плохо.

Я покачала головой.

– Это очень хорошо. Но еще это причина, почему я сейчас пойду в ванную и запру дверь.

Вестон надулся – я залюбовалась его сердитой гримасой, – перекатился на спину и разочарованно выдохнул.

– Пожалуйста, иди. Но не жалуйся, если на твоей стороне кровати будет мокрое пятно.

Я сморщила нос и, вставая, утащила за собой одеяло.

– Почему обязательно на моей стороне? Трудно сделать все на своей?

Вестон потянул за одеяло, которым я пыталась обернуться.

– Потому что это твоя вина, что здесь вообще что-то будет. Если бы ты дала мне пять минут, я оставил бы это там, где полагается, – в тебе.

Господи, я по уши влюбилась в этого мужчину. Сказанное Вестоном было неприличным, однако внизу живота я почувствовала сладкую судорогу от одного упоминания его спермы в моем теле. М-да, романтично… Но зато правда.

Я наклонилась и поцеловала его в губы.

– Отец уедет к полудню. Приходи к часу на ланч, и я позволю тебе оставить это пятно, где только захочешь.

Глаза Вестона потемнели.

– Где угодно?

Опасная почва. Но кто не рискует…

– Где угодно. Только не отвлекайся во время совещаний, пока будешь решать, где именно тебе интереснее.

* * *

– Гляжу, ты подружилась с этим мальчишкой Локвудом, – начал мой отец.

В переговорной мы остались вдвоем – папаша со своей обычной бесцеремонностью велел юристам и аудиторам «не отсвечивать».

К чему он клонит? Отец редко отпускал общие реплики без дальнего прицела. Он обращался с людьми как с пешками в шахматах. Я принялась выравнивать растрепанную стопку бумаг.

– Да, мы нашли общий язык. Иначе нельзя, если вместе управляешь отелем.

– Он не на совместную работу с тобой настроен, София. Он заглядывается на твою задницу. Я не дурак, я вижу, как он на тебя пялится, когда забывает, что на него могут смотреть.

Я замерла.

– И как же он на меня смотрит?

– Будто он питбуль, которого неделю не кормили, а ты – сочный стейк.

Я поморщилась – не потому, что это неправда, а потому, что дочери не подобает слушать от отца такие вещи. Слово «сочный» в отношении меня из уст папаши прозвучало гнусно. Зная, что у меня все всегда написано на лице, я отвернулась и пошла по комнате, собирая пустые кофейные стаканы и тарелки, оставленные командой наших экспертов.

– По-моему, ты преувеличиваешь, – сказала я. – А если даже и смотрит, что с того? Вестон красивый мужчина, я на него тоже смотрю.

Я украдкой покосилась на отца и увидела, как он сразу посуровел.

– Даже и думать не смей. Этот щенок ниже тебя по положению! Но, как бы там ни было, ты могла бы…

– Ниже по положению? – перебила я. – Как это понимать? Может, существуют неписаные уровни людей, которые я не вижу? Может, и ты бросил мою мать потому, что она не твоего поля ягода?

Отец вытаращил глаза.

– София, не сейчас, я тороплюсь на самолет! У нас нет времени на очередной скандал, потому что тебя задел наш развод с твоей матерью.

Я покачала головой и довольно громко буркнула:

– Это неслыханно…

Отец взял со спинки стула свой пиджак и влез в него.

– Как я сказал, мальчишка Локвуд тобой интересуется. Ты могла бы извлечь из этого пользу для семьи.

– Какую такую пользу? Нельзя ли поконкретнее?

– У нас уже был этот разговор. Ты ведь неглупая девушка, София, и прекрасно понимаешь, на что я намекаю. У нас только один шанс с аукционом, второго не будет. Было бы крайне полезно знать, что предложат Локвуды, чтобы перекрыть их ставку и не разориться.

– Иными словами, ты предлагаешь мне раздвинуть ноги перед Вестоном, дождаться, когда он кончит, и вкрадчиво поинтересоваться суммой их предложения?

– Что за скабрезные выражения! Я уверен, есть и другие способы все разузнать. Разговори его.

За свою жизнь я столько раз разочаровывалась в отце, что у меня должен был выработаться иммунитет, но тут и меня пробило. Я покачала головой, чувствуя, что ниже падать некуда.

– По-моему, тебе пора. Ты же не хочешь опоздать на самолет.

Надменность не позволила папаше обратить внимание на презрение в моем голосе. Он подошел и поцеловал меня в лоб, будто и не предлагал мне только что продать себя.

– До созвона.

После его ухода я еще долго сидела в переговорной. Никогда, ни под каким видом отец не смирится, что у нас с Вестоном роман. Пусть Уильям Стерлинг блестящий бизнесмен, но он полный профан в таких важных вещах, как отношения. Объяснять, что я встретила любовь всей жизни и счастлива, бесполезно; то, что Вестон – один из Локвудов и наши семьи тупо поссорились еще до моего рождения, моему папаше важнее дочери.