«Похоронят! – мелькнула у Баталова мысль. – Завалят телами!»

Да, набросятся враз и скопом. Стальные шасси вязли. Олег попробовал взгромоздиться Роману на плечи, но под его тяжестью ноги Киреева еще глубже ушли в грязь. В их распоряжении оставались секунды.

– Давай гранаты! – скомандовал Олег.

Он выдергивал одну чеку за другой и перебрасывал «вакуумки» через край. Киреев срывал гранаты с пояса.

– Вырыли, умники? – орал Баталов. – Успели! Кто додумался? Ты? Держи, Эйнштейн!

В яму летела грязь, ошметки тел, на шлем Салль плюхнулась оторванная рука.

Стало тихо. Салль ухватилась за край, подтянулась и – упала обратно с кусками дерна в руках. На краю ямы вырос чебез, затем второй, третий.

– Гранату! – Баталов протянул назад руку.

– Кончились, командир.

Чебезы стояли вокруг ямы плотной толпой. В предвкушении. На людей в экзоскелетах смотрели бледные, землистые лица. Оскаленные, с впалыми колючими глазами. Во взгляде – голодный нечеловеческий блеск. И расчет. Они готовы были наброситься в любой момент.

Олег потряс излучателем, охотники зарычали. Так, наверное, неандертальцы смотрели на грозные бивни попавшего в западню мамонта. Как на материал для полезных поделок.

Выстрелив в край, Олег сварил бы сам себя. А куда еще стрелять, в небо?

С лазером и тем не покрутишься – прыгнут.

– Ваша взяла, – произнес Олег, поднимая забрало. – Мы сдаемся. Понимаете? Сдаемся.

И тут Роман завопил. С теми же самыми интонациями, как вопила до этого растерзанная заживо ни в чем не повинная маленькая обезьянка. Беззащитная, с живой теплой кровью. Здоровенный мужик скулил, глотая слезы, шепча что-то немыслимое: проклятия, жалобы, «я же предупреждал!» и тому подобное. Досталось Фарме, Крэмбергу, «командиру», всем.

Салль подняла щиток шлема:

– Мы должны умереть, да, Олег?

Баталов кивнул.

– Сдаю свою скороварку. – Он двумя руками поднял тяжелый плазмоаннигилятор как можно выше над головой.

Раздался щелчок. Ствол аннигилятора выдвинулся сам из себя, словно телескопическая антенна, удлинившись в полтора раза. Раструб излучателя оказался на уровне пояса чебезов. Под ним, сразу под кольцом плазмообразователя, открылся просвет. Зона поражения «зонтиком»: триста шестьдесят градусов. Баталов нажал на спусковую скобу.

Ухнул купольный разряд. Во все стороны ударил ослепительный свет. Ночное небо над ямой сначала побелело, так что погасли обе луны и звезды, а потом потонуло в грохоте. Волна антиматерии разошлась в стороны, потоки частиц ударили параллельно поверхности. Все, что стояло вокруг ямы с «мамонтами» в радиусе ста метров, превратилось в газ, на расстоянии полукилометра – получило ожоги, километра – было ослеплено.

Аккумулятор мгновенно опустел, яму накрыло волной горячего тумана. Пространство вокруг потонуло в пелене пара, клубах дыма. Земляные края затвердели и просвечивали, словно стеклянные.

Киреев прекратил всхлипывать. Тишина в эфире и вокруг. Баталов опустил излучатель. Роман протянул Олегу и Салль кислородные маски. Дышать было нечем.

– Завязываю с наркотой, – жадно вдыхал кислород Киреев. – Нервы ни к черту. Как школьница! Перед местными стыдно.

Олег кивнул. Надо было выбираться. Спекшиеся края ямы ломались, хрустели под перчатками. Подтянувшись, Баталов оттолкнулся ногой от наплечного щитка Романа и выбрался из ловушки.

Фарма стоял в сгущающихся сумерках, глядя на серебристые отсветы на стальном корпусе космического истребителя. Гюнтер все же посадил дестроер, «привязал к площадке». Случилось это два часа назад.

«Много, еще очень много работы, – твердил Штейер. – Нам еще многое предстоит сделать».

Ученый набивал себе цену, в научном мире так принято.

Гений не спал вторые сутки. Помимо метамфетамина, Зимин накачивал Гюнтера лошадиными дозами психостимуляторов, он и сам за минувший день дважды принимал амфетамин.

Громада «Трояна» стояла в двадцати метрах от главаря боевиков. Осязаемый, реальный объект, но у Зимина было чувство: сделай он шаг, и «Троян» поплывет, растворится в нагретом до духоты сыром воздухе субтропиков, словно мираж.

Не верилось.

Нужно было возвращаться к передатчику тахионной связи, сообщить новость на Землю, но Зимин медлил. На душе было тревожно, впрочем, Фарма отвык радоваться. Десятилетия правления Крэмберга, послушные ДОКу миллиарды… В последние годы Зимин чаще испытывал отчаяние, а после неудачного покушения на создателя ДОКа и вовсе руки опустились. За решетку бросили самых лучших, самых преданных делу освобождения, самых верных. Крэмберг их публично простил. Сказав «спасибо», гениальный манипулятор запустит в послушные массы очередную глобальную ложь. И вот, словно насмешка судьбы: «Троян» оказался в руках Зимина. На Земле об этом еще ничего не знали. Никто не знал.

Не верилось.

Фарма помнил, как по возвращении на Крикк он чуть не наложил на себя руки. Он днями лежал в личном бункере, не обращая внимания на мигающий индикатор беспроводной связи. Пластиковую тарелку на столе вылизывала собака. Годы пролетели впустую, казалось ему тогда. Люди привыкли чувствовать власть оружия над собой. Что дальше? Состарится в отчаянной, но обреченной на полный провал борьбе?

И вот он – «Троян». Невероятное стечение обстоятельств. Словно вековой лед треснул под собственной тяжестью, поехал, ломая сам себя. Во мраке будущего засквозил свет. Сейчас нужен был только толчок, чтобы система рухнула.

Вернувшись к передатчику, Зимин возобновил сеанс связи с Землей. Близкий к правительству, симпатизирующий «Тиграм космоса» человек сообщил Фарме о готовящейся военной экспедиции на Крикк. Первый сектор дальнего космоса уже почистили, прошлись огнем и мечом, теперь взялись за второй. Крикк стоял в списке пятым. Через месяц с небольшим, сообщал свой человек с Земли, а то и раньше, эскадра из шести боевых кораблей, включая межгалактический крейсер, могла оказаться на орбите вокруг Крикка. «Гелиос» пропал вместе с дестроером новейшей модели, так что космос трясли, словно пыльный мешок.

– Что с «Трояном»? – спрашивали с Земли.

Зимин знал, что на уме у «центра». Сам по себе экспериментирующий анестезиолог со сборищем наркоманов никому не нужен, их просто бросят на съедение карателям, как бросили борцов первого сектора. Бежать? Но сколько можно бегать? Да и куда?

Ролик о посадке дестроера на подконтрольной «Тиграм космоса» планете Фарма смонтировал лично. Он пошлет его, но серьезным людям, помимо «кино», необходимо и его, Зимина, личное слово.

– «Троян» освобожден от допуска, – сказал Фарма. – Чист.

– Вы уверены?

– Да, – сказал Зимин, хотя было выполнено две трети работы. – Вы можете приостановить высадку федералов еще на месяц?