— Ты давай к нам, братан! Задышишь кайфово. Заодно оглядишься. Не ты работу, она тебя искать станет. Сам выберешь, что лучше. У нас все корефаны при деле. Друг друга держим и помогаем, как там — в Грозном, Гудермесе… И ты не тяни резину. Я сейчас позвоню, скажу о тебе, может, сегодня определишься.

Вышел из пивбара. Игорь за ним. Ему предложили встретиться для разговора. Он так боялся опоздать на «стрелку», что пришел заранее. Это оценили. И уже со следующего дня его взяли в крутые.

Нелегко и непросто воспринял он их правила и отношение к жизни. Случалось, не соглашался и спорил. Тогда его высмеивали. Подметив за Игорем слабину к женщинам, предупреждали зло:

— Телок надо иметь, а не жалеть. Семьями обзаводятся лохи и отморозки, но не мы. Если не доходит до тебя, отваливай и дыши сам.

Он несколько раз всерьез хотел завязать с крутыми. Но куда идти? Найти работу в городе с приличным заработком никак не удавалось.

— Слышь, Игорь, чего мечешься? Что тебе у нас не по кайфу? В бабках купаешься, имеешь все, о чем мечтал. Какого хрена еще надо? Мы тоже не пальцем деланы, и нам бывает тошно от всего, но кто толкнул в крутые, как не сами горожане? Ты попробуй устройся на приличное место. Откажут! Напомнят Афган и Чечню, а потом назовут бандитом, мол, там иные не воевали. Будто все мы просились туда! Под пули, под ножи и пытки, на муки! Сколько оттуда не вернулось! Они тоже бандиты? Нас не просто не хотят брать на работу, а боятся словно зверей. Вот мы и заставляем уважать себя, считаться с нами, с каждым! Вон посмотри, сколько наших братанов по городу бедствуют. Калеки! Без ног или без рук. А крутой не должен быть слабым иль увечным. Толпа разорвет и растопчет, осмеет. Потому им тяжелее всех и нет выхода. Пенсия за увечья меньше милостыни, оттого с нами не считаются. Уважение должно идти сверху, а его нет! Вот и глумится толпа, забывая главное, что мы — ее часть, сыновья, братья, чьи-то любимые в недавнем прошлом. Не от всех отвернулся город. Иные с родителями дышат. Но таких мало. Большинство канают как волки-одиночки. Конечно, на нас вешается бабье, в основном путанки. Знают стервы, что получат свое, если по-теплому. Но ведь и они отвержены. И с ними, как и с нами, никто из горожан не станет здороваться белым днем. Им стыдно! Слышь, братан?! Нам западло! А потому кого жалеть? Мы каждый свой день вырвали из лап смерти! А жить, как нам мечталось на войне, так и не привелось. Думаешь, мне не больно? Еще как! Но надо терпеть и доказать наше! Мы не отнимаем, мы берем свое, то, что потеряли на войнах! А забрали немало! Доверчивую молодость, здоровье и мечту! Кто возместит или вернет? Вон и меня сеструха выперла из квартиры. Ей стыдно жить со мной под одной крышей! Соседи, знакомые, сослуживцы и друзья отвернулись. Сочувствуют, как ей приходится? А я сам себе стирал и готовил. Куска хлеба у нее не взял ни разу. Зато теперь она звонит, и это после того, как ушел от нее в свою квартиру. Мол, помоги, дай на компьютер сыну, я тебе со временем верну! Конечно, дал! Не ее, племяша жаль. Может, он умнее будет, — говорил один из крутых.

— Это что. Меня после Афгана баба вообще в квартиру не пустила. Наслышалась всякого.

— Небось хахаль у нее приморился на тот момент? — рассмеялся Игорь.

— Никого не было!

— Откуда знаешь?

— Я двери вышиб! И первым делом все проверил, каждый угол.

— А на каком этаже жил?

— На первом! Но оба окна зарешечены. Сквозь них лишь муха прорвется. Человеку не обломится пролезть! Так-то вот и сказал своей: «Я на войне был. И не такое брал. Не хочешь жить со мной — линяй! Силой не держу! А из своей квартиры не уйду! Напрасно намечтала!»

— Ну и как? Осталась с тобой?

— Хрен там, к теще слиняла! А через пару месяцев возникла, одумалась. У меня уже баб куча. Лежу с двумя метелками в постели. Они, как и я, голые совсем. Перед тем бухнули классно, порезвились. И только мои телки прилегли, бывшая чума закатилась. Ну, ключ от квартиры остался, вот она и воспользовалась. Я, как увидел ее, онемел. Вот уж некстати принесло. Но надо ж выпутываться. Я ей велел: «Закрой двери с обратной стороны. И больше не заявляйся без предупреждения. Не мешай отдыхать!»

А она стоит, будто язык в задницу уронила, долго слова вымолвить не могла. Потом до нее дошло. Она и вякнула, мол, мириться пришла, но если, говорит, ты таким кобелем оказался, то разговор вести не о чем. И дверью хлопнула. Насовсем исчезла.

— Ты хоть любил ее, когда женился? — спросил Игорь.

— Так это когда было? Война многое изменила. На все иначе стал смотреть. А уж на телок и подавно. Жить можно с той, которой ты всегда дорог и нужен. Вон как Витька Горшков. Вернулся домой полутрупом. Без ног вообще. Глаза ни хрена не видели. Весь перевязан, как египетская мумия. И с сопровождающими. Самостоятельно поссать не умел. А жена через год на ноги поставила, протезы организовала, зрение ему восстановили. И работает корефан. Даже ребенка сделал бабе, сына! Но мало кому вот так повезло. Это — исключение из правил, — завздыхал крутой.

— Короче! Мы тут не для того, чтоб сопли распускать. Свой порядок в городе наводим! Понятно? И не важно, кто перед нами, баба иль мужик! Перед нашим порядком все равны. Пока мы воевали, в городе всякой шушеры развелось! Жулья, ворюг, не продохнуть от кидал и мошенников. Вчера баба к нам нарисовалась. Умоляла помочь. Кидняк ей устроили. За товар деньги не отдают. Все документы у нее имеются, сам проверил. Надо за жабры брать кидалу. Пусть гонит монету.

— Счетчик включим?

— Само собой.

— А сами что поимеем?

— Половину! Это наше условие. Что наше — на всех поровну разделим.

— Она к ментам не обращалась?

— Что толку от них? Ну посадят, а деньги накроются. Кому такое надо? Вот и бегут к нам людишки за правдой и помощью.

— А если откажутся вернуть деньги? — спросил Игорь.

— Каждому дышать охота. Не вернет — уроем! Такое за три года один раз случилось. Другие шкурой дорожат. Хоть жизнь не радостный подарок, но уходить из нее лучше самому, без чьей-то помощи.

…А через три дня, как и ожидалось, кидала отдал крутым деньги, хотя пришлось ему продать в спешке машину и дачу.

Игорю долго помнился тот случай. Ведь именно его взяли на встречу с аферистом. Знали об охране, о том, что даже ночью под подушкой тот держит оружие, о его наглости и дерзости говорил весь город. Он и с крутыми начал встречу на повышенных тонах. Требовал освободить кабинет, пытался вызвать охрану, применить оружие, однако, получив пару хороших ударов, стих, стал сговорчивее. Выслушав, как и ожидалось, ответил, что денег у него нет, мол, самого подвели.

— Нас это не чешет! Не вернешь — уроем! Охрана не поможет, оружие и тем более. Мы знаем, где твой сын. Сначала уберем его и твою жену, но на твоих глазах. А уж потом самого пропустим через все муки. Коли рыпнешься к ментам, лишишься всего и всех. Тогда тебе точно не дышать! Помни, живешь ты на девятом этаже! Падать оттуда опасно, а? Смотри! Три дня даем. И ни секундой больше!