— Что мы с ними делать будем? Менты их посадят! А нам они на хрена? — не понимала Юля.

— Адресно пришли. Это неспроста! Сейчас не обрубишь, выживут, разденут до нитки, — свалила на пол мужика, попавшего на зубы собаке.

На крики, рык, возню прибежал старик Николай. Увидел связанных, спросил:

— Кто такие?

— Ворюги! — зло ответила Юлька и спросила: — Тебя где черти носили?

— Дома был…

— А тут Тоньку чуть не убили.

Антонина, накрепко связав последнего из воров, спросила:

— Кто прислал? Кто дал наколку?

— Никто! Сами возникли! — ответил глухо.

— Брешешь! На водочный ларек втроем? Так и поверила! Кто велел меня тряхнуть? Колись! Или снова отдам собаке. Пусть все вырвет до корней! — И подозвала пса, стоявшего у порога.

— Убери его! — побледнел вор, едва увидев псину.

— Кто прислал вас ко мне? — повторила баба.

— Говорю, сами намылились. Твой мужик должником слинял в жмуры. Все обещал вернуть, да не дождались…

— За что он задолжал?

— Того тебе не могу трехнуть…

— Барбосу скажешь. — Погладила пса. Тот, рыча, подошел к лежавшим штабелем. Обнюхал. — Ну, говори! Не испытывай мое терпение! — саданула мужику кулаком по ребрам.

Юлька, зажав уши от пронзительного крика, убежала в свой ларек и вскоре вызвала милицию.

Антонина, словно почувствовала, тут же спрятала сумку грабителей со своей выручкой подальше от глаз. И предупредила:

— Долги покойного оплачивать не буду. А вот вас, всех троих, из-под земли сыщу. Вы мне за все ответите, и за смерть Олега тоже! Вы его убили. Теперь сами кровью умоетесь. Мне терять нечего. Но коль и на меня клешню подняли, придется за все отвечать.

— Мы свое взять хотели. Только долг. Он обещал дело, а подсунул туфту. И баксы не вернул. За лохов нас принял. Вот и получил. Из-за него, козла, сколько корефанов пошли на зону! Думал, даром ему сойдет? Иль запугает нас ментовским клифтом? Да мы и не такое видели! В ментовках нынче не все чмо сидят.

— Мне плевать. Ты не ментовку, меня намылился тряхнуть. А я при чем? Какое отношение имею к вашим делам? Олег колотой копейки не давал.

— Куда ж их дел?

— Не знаю! Видно, у него была и другая, своя, жизнь. Я в нее доступа не имела.

— Ты не темнишь?

— Зачем? Такое добровольно ни одна баба не признает вслух. Совестно.

— Слышь, кенты, облом!

— Отпусти! Коль так, хрен с ним, с тем козлом.

— Ну, проклятый отморозок, если б знали мы тогда!

— Слышь, баба! Отпусти!

— Чтоб завтра пришли другие? — не соглашалась Тонька.

— Клянусь, что никто из наших не свернет к твоему вонючему ларьку!

Антонина промедлила, и милицейская машина, коротко тормознув, остановилась у ларька.

— Эх, баба! — услышала Тонька глухой укор, поняла, что ментов вызвала Юлька. Не выдержали нервы бабы, и решила помочь, даже не посоветовавшись с Антониной.

— Не сбежали? Все на месте? — заглянули оперативники в модуль.

— Не стоит. Они пошутили. Мы уже разобрались, — спохватилась Тонька.

Но оперативники, лишь бегло глянув на воров, рассмеялись:

— Заявление не станете на них писать? А и не надо! Эту троицу мы отлично знаем. Искали их давно. Вы с ними разобрались, а нашим только предстоит. Их весь горотдел ждет с нетерпением…

Антонина шла домой, низко опустив голову. Вот ведь и выручка, особо в последний месяц, была хорошей, все, что бы ни задумала, получалось, а почему-то на душе тревожно. И хотя причины не видела, какая-то тяжесть комом на душу легла.

Нет, ее не вызывали в милицию, хотя никто не приходил грабить ларек. Правда, закрывала она свое заведение на час позже, чем прежде. Вот так и в этот день возвращалась кособокой темной улочкой. Скользила, спотыкалась на каждом шагу. Зато другой путь был много длиннее.

Тонька давно перестала бояться мужиков, внезапно вылезающих из подворотен. Она сама себя убедила, что после ухода из притона до неузнаваемости состарилась, расплылась, стала уродливой и никому не нужной.

«Для чего живу? Сама себе надоела! Всюду одна. И никого вокруг, чтоб хотя бы пообщаться. У всех есть свои семьи, а я, как катях в луже, ни тепла, ни берега не имею. Что дальше будет?» — спрашивала саму себя.

Вот и подъезд дома. Сколько раз ей предлагали обменять свою однокомнатную с первого этажа на двухкомнатную на пятом. Старикам подниматься тяжело. Но ей не хочется даже думать о том! Какая разница, где жить? — думает женщина, и только хотела открыть дверь, услышала:

— Тоня!

Баба оглянулась. Вокруг никого. Сделала шаг в квартиру и снова услышала:

— Антонина! Да подними голову! Чего ты как запряженная ходишь? Ведь молодая и, говорят, еще красивая!

Увидела баба мужчину, стоявшего на верхней площадке.

— Я вас не помню! Откуда вы узнали мое имя?

— Знаешь меня, Тоня. Очень хорошо знакомы! — спускался человек по лестнице спешно.

Баба вгляделась в лицо молодого мужчины. Тот стоял в шаге от нее, искренне удивляясь:

— Напряги немного память. В заведении небезызвестной нам обоим Софьи виделись мы с тобой много раз. Тогда ты была веселее и беззаботнее. Хотя и теперь все так же привлекательна и оригинальна!

— У Софьи? Да там разве всех упомнишь? Тем более просто виделись! Таких я и вовсе не запоминала.

Не торопилась пускать гостя в квартиру. Смотрела на него холодно:

— В притоне нас было много. Всех навещаете?

— Ты мне всегда нравилась. Но не везло попасть к тебе. Сейчас нам никто не мешает. Может, по чашке кофе выпьем, с коньяком? — показал бутылку и кивнул на дверь квартиры.

— Я теперь вдова, не до утех мне!

— Тоня! Вдовствуют старухи, потому что никому не нужны. А ты себе жизнь не укорачивай. В ней и так мало радостей. Давай пообщаемся, проведем вечер вдвоем.

— А тебе что, девать себя некуда, не к кому пойти? — спросила баба.

— Хочу к тебе! Должно же повезти когда-нибудь.

Антонина открыла дверь, впустила гостя, вошла сама.

Мужик быстро и бесцеремонно обошел квартиру, заглянул в каждый угол. И говорил без умолку:

— Выходит, замужем была? А за кем? Твой муж выпивал?

— С чего взял? — надоела назойливость гостя.

— Обстановка слабая, старая, квартира убогая.

— Ты, видно, и такой не имеешь! — осекла Тонька.

— Э-э нет! У меня жилье просторное! — не согласился парень.