Инспектор напомнил Холмвуду одного капитана на пенсии, с которым он познакомился, отдыхая как-то в Шотландии. Старый моряк тратил свое время и силы, охотясь за чудовищем, которое, по его мнению, скрывалось в глубинах озера Лox-Hecc. Котфорд занимался тем же самым. Как и у капитана, доказательств у него не было — только версия, состряпанная из домыслов и мифов.

Бог ты мой, да инспектор и не представляет, с кем связался!

Напряжение в комнате росло, и Котфорд наконец не выдержал:

— Кто возьмется утверждать, что профессор не собрал вокруг себя новую кучку впечатлительных юнцов, готовых убивать?

Артур Холмвуд покачал головой. Какой беспомощный вздор! Котфорд оказался не так опасен, как он думал.

Многое сказали ему глаза инспектора. Тот же взгляд был у ван Хелсинга, когда профессор впервые заговорил с ними о не-мертвых, или носферату. Сейчас ирландец проиграл, но Холмвуд не строил иллюзий на его счет: легко от своих идей Котфорд не откажется. Да если бы это приблизило конец его страданий, Артур с радостью подписался бы под любым сфабрикованным обвинением и встретил быструю смерть в петле!

Однако он должен помнить о своей жене, Бет, как и о семье в целом. Если Котфорд запятнает доброе имя Холмвудов, их положение в обществе пошатнется. Да, сам он с виселицы вознесется прямо на небеса, к Люси, но семье и так уже пришлось натерпеться стыда. Бет стала его женой лишь потому, что Артур хотел спасти ее родных от банкротства. Она любила его, но отвечать ей столь же глубоким чувством было не в его власти. Чтобы умерить боль, Бет с головой ушла в светскую жизнь. К сегодняшнему вечеру она готовилась несколько недель, стараясь собрать у себя все сливки общества. Злополучный арест погубил ее праздник — теперь гости будут перемывать им косточки несколько недель. Хотя Холмвуд и не любил Бет, как муж должен любить жену, она была его лучшим и единственным другом.

Глядя в глаза своим обвинителям, он встал, спокойной натянул белые перчатки и твердо заявил:

— С меня хватит. Я английский лорд, и у вас нет никаких оснований меня задерживать.

Он направился к выходу.

— Вы с ван Хелсингом можете сколько угодно оправдывать свои преступления, сваливать их на какого-то всемогущего дьявола, — сказал Котфорд. Холмвуд остановился в дверях. — Но я знаю правду, потому что видел все собственными глазами. Настоящее зло таится в человеческих душах… и оно уже идет за вами.

Артур Холмвуд вышел со словами:

— Оно придет за всеми.

Дел у ван Хелсинга было невпроворот. Прочитав телеграмму Мины, он сперва хотел вернуться в номер, надеть пальто со шляпой и немедленно отправиться на поиски Квинси. Однако после стычки с Котфордом старик почувствовал, что слишком слаб для решительных действий. Утром он начнет со свежими силами. И зачем ему понадобилось впустую тратить время, пытаясь вразумить детектив-констебля… то есть инспектора Котфорда? После долгих лет сражений во имя Господа со злом, чтобы невежды вроде Котфорда могли спокойно спать по ночам, так-то они благодарят его на склоне лет? Еще и в убийстве обвинил, подумать только! Да этот Котфорд безумен, как испанский инквизитор! Нужно выкинуть его из головы. Кретин опять гавкает не на то дерево. Лишь бы Квинси благополучно пережил эту ночь…

На стенах номера ван Хелсинг развесил портреты Дракулы — Влада Колосажателя — и рисунки, изображавшие его кровавые подвиги. На самом видном месте красовалась гравюра по дереву, где Дракула представал мирно трапезничающим в окружении тысяч врагов, пронзенных кольями.

Рассматривая картинки, ван Хелсинг понял, что финальная схватка с Дракулой — его судьба, а уничтожение этого отродья — священный долг. Он исполнял волю Господа. Если Котфорд станет создавать помехи, придется устранить и его.

— Мое время на исходе, дьявол, — проговорил ван Хелсинг, глядя в нарисованные глаза Влада Дракулы. На столике у стены лежали кресты, облатка, святая вода, осиновый кол, охотничий нож и заряженный арбалет. — Приди ко мне, и мы умрем вместе. Не от старости, а в славном бою.

Внезапно что-то стиснуло ему грудь. Костлявая снова явилась по его душу, притронулась холодными пальцами… Нет! Не сейчас! Мне нужно еще несколько дней!

Ухватившись за стол, чтобы не упасть, ван Хелсинг протянул дрожащую руку к латунной коробочке. В этот раз он был осторожен, и вскоре живительная нитроглицериновая пилюля оказалась под его языком.

Хватка смерти ослабевала, ван Хелсинг почувствовал прилив сил. То была весть от всеблагого Господа: времени ему отведено совсем мало. Он вновь остановил взгляд на лице своего врага. Князь Влад Дракула.

ван Хелсинг встал во весь рост и выкрикнул в небеса вызов:

— ДЕМОН! Я ЖДУ ТЕБЯ!

Экипаж катил на север, к Лондону. Квинси сидел напротив Басараба. Первоначальная теплота между ними сменилась прохладным молчанием после того, как Квинси поведал актеру о своем последнем телефонном разговоре с Гамильтоном Дином. Брэм Стокер отказался идти на уступки. Кандидатуру Басараба он отмел с самого начала и уже телеграфировал Бэрримору в Америку, пытаясь лестью заманить актера обратно. Квинси надеялся, что, увидев Басараба во всем блеске его таланта, Стокер передумает. Чем ближе они подъезжали к театру, тем задумчивей становился спутник Квинси. Тем временем погода начинала портиться, сгущалась лондонская мгла. Юноша решил, что Басараба лучше сейчас не тревожить. Когда они наконец добрались до места, Басараб высунулся в окошко и долго смотрел на театральное крыльцо.

— Со Стокером я поговорю наедине, — произнес он. От холода в его голосе Квинси невольно вздрогнул. — Проследите, чтобы нас никто не потревожил.

— А если Дин не пойдет нам навстречу? — Квинси дотронулся до локтя Басараба. В глазах актера вспыхнул гнев, и юноша поспешил убрать руку, вспомнив, как отреагировал Артур Холмвуд на похожий жест. Чего от него хочет этот человек, чего ждет?

Злость Басараба утихла — так же внезапно, как и возникла, — и сменилась спокойной улыбкой.

— Однажды князь Влад Дракула вышел с войском в сорок тысяч человек против турецкой трехсоттысячной орды — никто еще не собирал такой огромной армии, чтобы убить одного единственного человека. Однако, увидев за спиной Дракулы лес из тридцати тысяч кольев, на которых корчились тридцать тысяч мусульман, враг обратился в бегство.

Квинси поежился. Его встревожило, что Басараб с похвалой отзывается о человеке, убившем его отца. Всплыл в памяти набросок из газеты: Харкер-старший, посаженный на кол посреди площади Пикадилли. Впрочем, актер почитал живого человека, а не бессмертного демона, в которого превратился Дракула в ту минуту, когда отрекся от Господа… Квинси твердо знал: когда настанет урочный час, Басараб плечом к плечу выступит с ним против зла.

Наставник между тем продолжал:

— В тот знаменательный день Дракула спас свою страну и весь христианский мир. И единственным его оружием был страх. Так-то! Страхом можно горы свернуть, юноша. Учитесь им пользоваться.