– Нет, «Нивы» не было, – уверенно сказала Лена.

– Я тоже не видела, – подтвердила Майя.

– Давайте лучше чай пить! – хлопнула в ладоши Лена: – Прошу садиться! Ватрушки с творогом пекла сама. Они недавно из духовки.

Мирославе хотелось поскорей добраться до дома, но, чтобы не огорчать Лену и понаблюдать за Майей, она осталась на чай. Майя казалась какой-то неживой, она машинально ела, машинально пила и не поддерживала разговор, нить которого Лена тянула почти в одиночку.

– А вы не звонили Эдику? – неожиданно спросила Мирослава.

– Что? – Чашка выпала из рук Майи, но не разбилась, а покатилась по столу, выплескивая кипяток на скатерть.

– Я спросила, не звонили ли вы Эдуарду Шелестову?

– Нет, не звонила. – Майя уставилась на свои руки.

– Ну и зря, – как ни в чем не бывало продолжила Мирослава, – он очень беспокоился за вас.

– Беспокоился? – Майя подняла на Мирославу глаза, полные слез.

– Конечно, он приходил в больницу.

– Он не приходил в больницу, – покачала головой Майя.

– Приходил, можете спросить об этом свою маму, он привозил ее к вам на своей машине. Просто не решился подняться к вам в палату. Боялся вас расстроить.

– Расстроить?! – неожиданно громко воскликнула Майя: – Да меня убить мало!

– Что ты такое говоришь?! – испуганно воскликнула Лена.

Майя выскочила из-за стола и с рыданиями бросилась в ванную. Лена хотела побежать за ней, но Мирослава поймала ее за руку.

– Она плачет, – беспомощно проговорила Малиновская.

– Вот и хорошо, – сказала Мирослава, – пусть поплачет, а мы с вами чай попьем.

– Но как же так?!

– Ей нужно встряхнуться, ожить, осознать случившееся.

– А потом?

– А потом ей позвонит Эдик.

– Вы уверены? – тихо спросила Лена.

И Мирослава, расслышав в голосе девушки сомнение и надежду, кивнула.

* * *

– Лукина пришлось отпустить, – хмуро заявил Наполеонов чуть ли не с порога.

– И с чего бы это ты над ним смиловался? – спросила Волгина.

– Я и не думал проявлять милость. Просто этот! – Наполеонов повертел в воздухе пальцами и, не найдя приличного слова для обозначения Лукина, проговорил: – Он предоставил алиби.

– Надо же, – хмыкнула Мирослава, – оказывается, у него имелось алиби.

– И ты знала об этом с самого начала?! – взъярился Шура.

– Не то чтобы знала, предполагала.

– И почему не сказала мне?! – продолжал наступать он.

– Потому, что горьким опытом научена, что переупрямить тебя, если ты уже уперся рогом, невозможно.

– Но ты могла попытаться, – проговорил Наполеонов более мягко.

– Могла, но не захотела понапрасну тратить силы.

Он махнул рукой и направился прямо на кухню.

– А руки мыть?! – крикнула ему вслед Мирослава.

– Не волнуйся, вымою. Я только понюхаю, чем пахнет.

– Русским духом, – передразнила его Мирослава.

– А вот и не угадали, – с улыбкой отозвался Морис, – на этот раз на кухне пахнет литовским духом.

– Как это? – спросил Шура.

– В том смысле, что повар у нас литовец, – хмыкнула Мирослава.

– Ничего подобного! – возразил Морис. – Просто сегодня я буду потчевать вас блюдами литовской кухни.

– А это вкусно? – подозрительно спросил Шура, втягивая носом запахи, царящие на кухне.

– Думаю, что тебе понравится, – сказал Морис.

– Так что топай мыть руки, – добавила Мирослава.

И Шура потопал в прямом смысле так, чтобы хозяевам мало не показалось.

– Кажись, Наполеонова где-то по дороге перепутали с жеребцом и подковали на совесть, – рассмеялась Волгина.

Морис улыбнулся и проговорил:

– И чего вы его постоянно достаете?

– Чтобы Шуре жизнь медом не казалась.

– Ага, я все слышу! – воскликнул вошедший на кухню Наполеонов. – Ну что, все готово? – спросил он у Мориса.

Тот кивнул.

– Давайте сегодня поедим на кухне, – попросил Шура, – тут так хорошо, тепло, а то я сегодня замерз как цуцик.

– В машине?

– Нет, на вызов ездили с утра, и я потом весь день не мог согреться.

– Бедненький, – проговорила Мирослава и ласково погладила рыжеватый ежик Шуриных волос.

Он довольно хрюкнул в ответ.

– Так есть будем на кухне? – Морис посмотрел на Мирославу.

Она кивнула в знак согласия. И вскоре на столе появились блюда – на первое супчик с потрошками и перепелиным яйцом, потом рулет из телятины, цеппелины, литовские пряники к чаю.

– А чем они пахнут? – подозрительно спросил Шура.

– Тминной водкой.

– Так я при исполнении!

– Уже нет.

– Что значит уже нет? – переполошился Наполеонов.

– Ночь на дворе.

– А завтра?

– А завтра воскресенье.

– Так могут вызвать.

– Шура, ешь уже, – рассердилась Мирослава, – хватит ломаться как красная девица!

– Я и не ломаюсь, – ответил он.

– А что ты делаешь?

– Пытаюсь спихнуть с себя ответственность и переложить ее на Мориса, – весело рассмеялся Шура.

После того как Наполеонов затолкнул в рот последний пряник и запил его чаем, Мирослава попросила:

– А теперь расскажи мне про алиби Лукина.

– Алиби! Какое алиби! – сердито воскликнул Наполеонов. – У него невеста на седьмом месяце беременности, а он по бабам таскается!

– У Лукина есть любовница?!

– Если бы! – взревел Шура и выпалил: – Он был в борделе!

– Где-где? – переспросил шокированный Морис.

– Шур, ты ошибаешься, – хмыкнула Мирослава, – в нашей стране борделей нет.

– Официальных! – огрызнулся он. – Но если это будет более ласково звучать для твоего слуха, то Лукин, пока резали его невесту, находился в массажном салоне.

– Вот как? И есть свидетели?

– Хоть отбавляй, – отмахнулся Наполеонов.

– Да, этот факт меняет всю сложившуюся у следствия картину, – посочувствовала Мирослава.

– Но я подозреваю, что у тебя-то совсем другая мозаика? – спросил Наполеонов.

Мирослава кивнула:

– Да, но, увы, часть пазлов я еще не нашла.