Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Помимо Кёсем-султан в ее покоях находилась Хадидже-хатун, с недавних пор почти неотлучно пребывавшая при госпоже своей, а также Картал и кызлар-агасы. Именно он рискнул ответить могущественной валиде:
– Да, госпожа. Султан Мурад испустил дух. Смерть засвидетельствовал придворный врач в присутствии четырех свидетелей.
– А… – Кёсем не договорила, отвернулась. На сей раз ответила Хадидже, и голос ее звучал на удивление мягко и нежно:
– Не беспокойся, госпожа. Никто не доберется до султана Ибрагима.
Султан Ибрагим. Ну вот, эти слова и были произнесены.
Кёсем-султан выпрямилась – спокойная, бесстрастная, не желающая дать горю даже малейшей возможности встать между нею и ее целью. Ибрагим должен стать султаном и должен произвести на свет потомство. Иное невозможно. Иного не допустит Аллах.
– Картал, вели Хусейну-эфенди осмотреть… султана Ибрагима.
– Будет сделано, госпожа. – Картал поклонился, встал, собираясь уходить.
Кёсем покосилась на кызлар-агасы, и тот тоже вскочил:
– Я провожу. Идем, уважаемый…
– Мне тоже уйти? – тихо спросила Хадидже.
Кёсем мотнула головой:
– Останься. Скажи, кинжал… его нашли?
Лицо Хадидже стало каменным – совсем как у Кёсем-султан недавно.
– Нет, госпожа. Кинжал исчез.
– Значит, рано или поздно он вернется, – заключила Кёсем потухшим голосом. Вопросом это явно не было, так что Хадидже не стала отвечать.
И то сказать – что тут можно ответить?
«Если страждущий укрывается за щитом детскости, то иной раз удивления достойно, сколь далеко может зайти его перевоплощение. Иной раз давно уже росл и широкоплеч он, бородат – а все равно шепелявит, не произносит твердые звуки, по-детски строит фразы, бурно радуется при виде всего яркого и блестящего… Тянутся такие больные к еде руками, охотно играют в детские игры, капризничают, недовольно надувают губы, обиженно плачут. Забывают молитвы. Утрачивают навыки чтения и письма.
Иной раз их родня считает, что, мол, бывают в жизни вещи и хуже. Слепа перед Аллахом такая родня: ведь ежели вовремя не вытащить страдальца из его ложно детской оболочки, как улитку из раковины извлекают, – может он навсегда испечься в ней, как начинка в пироге. Тогда умрет в нем взрослый, погибнет вовеки, словно и не жил на свете никогда».
– Да-ай! Отдай сюда!
– Но так нечестно!
– Все честно!
Внизу, во дворе, играли… дети. Да, именно так и приходится сказать. Дети играли во дворе…
У Кёсем защемило сердце. Но отвернуться было нельзя, ни на миг.
– Так что мы должны увидеть? Скажи уж, султанша, не томи!
Вопрос был не только прям, но и грубоват. Картал посмотрел на Марты с упреком.
– Что-нибудь… взрослое, – ответила Кёсем-султан как ни в чем не бывало. Будто здесь, в ее дворце, ей каждый день грубят.
– А зачем?
Марты, что бы она ни спрашивала, взгляд от играющих детей не отрывала. Спасибо ей за это. Если кто сейчас Кёсем и поможет, так это возлюбленный, друзья… и сестра. Которая на самом деле жена ее возлюбленного. Марты.
Семейный совет. Вот так это называется во всем мире. Только у султанов Оттоманской Порты семьи быть не может. И у их матерей тоже. Значит, благодари судьбу, женщина, что для тебя сделано исключение, – и страшись сетовать, что это исключение неполное!
– Нужно его найти. – Она с трудом заставила себя произнести это. – Что угодно. Тогда можно будет действовать. А если не найдем…
Башар вдруг оказалась рядом, положила руки им обеим на плечи, заговорила с Кёсем пальцами: неслышный и почти невидимый язык прикосновений, тайная азбука, которую они, юные гёзде, постигли в пору обучения под покровительством Сафие-султан.
«Ты что, раскисать вздумала, подруга? – сказали пальцы Башар. – А ну-ка не смей!»
«Вам хорошо… – на том же языке ответила Кёсем. – Вы-то могли открыто наблюдать, как растут ваши дети… Включая моего младшего!»
«Ну, много ты знаешь про наше „хорошо“, султанша!» – Если бы пальцами можно было хмыкнуть, именно этот звук они сейчас должны были издать.
«А разве не знаю? Всех своих детей вы сохранили… Неужели есть что-то важнее?»
Башар не нашлась что ответить. Поэтому сперва просто погладила подругу по плечу, а затем точечно прикоснулась одновременно двумя пальцами, средним и указательным: «У тебя все-таки еще два сына…»
Это так. И за Тургая, выращенного кланом Крылатых, она спокойна: насколько вообще можно быть спокойной в это взвихренное время. Но на престол Оттоманской Порты ему не сесть, тремя мечами не опоясаться. О Аллах, какое счастье: для нее и для самого Тургая… но несчастье для Высокой Порты, нуждающейся в султане и наследниках его.
«Нет уж. Младшего, нашего Жаворонка, я Высокой Порте на съедение не отдам! Даже будь это возможно…»
«Никто из нас, подруга, его не отдаст. Но хорошо, что это невозможно».
– Ладно, забирай свою куклу. – Ибрагим, смягчившись, милостиво протянул Турхан ранее отобранную у нее игрушку. И вдруг оживился: – А спорим, вот сейчас я тебя обыграю! Где ларец? Где мой длинный ларец?
Турхан украдкой посмотрела вверх. Балкон был увит виноградными лозами, тех, кто сидит там, не рассмотреть, но она знала: оттуда наблюдают.
Кёсем с трудом подавила вздох. Ох, девочка, нелегко тебе играть роль маленькой девочки, особенно со взрослым парнем, которому давно уже пора обрести мужские привычки… но которому сейчас словно бы и до подростковых годов далеко. Однако ты знала, на что шла и во имя какой награды. Спасибо тебе, конечно, награду свою ты получишь, станешь хасеки моего сына и матерью моих внуков, станешь султаншей… вот только помоги довести игру до конца. Ох, помоги!
Мечи Первого Османа, Праведного Али и Свирепого Явуза ждут того, кто плоть от плоти султанского рода. На всем подсолнечном свете сейчас таков только Ибрагим. Но такой, как он есть сейчас, не сумеет опоясаться ими даже на тот краткий срок, который требуется для того, чтобы занять престол. Даже показываться своим подданным, кроме самых доверенных, ему нынешнему запретно. Какими там мечами опоясываться – даже головы на плечах не сохранит!
К тому же султан, навсегда застрявший в детстве, не способный зачать наследника, – засохшая былинка. А она обязана плодоносить. Без нее засохнет сама Оттоманская Порта. Вообще-то не должна: многие державы, даже разноплеменные, не раз переживали смену династии, скорее трудно назвать те, что этого избежали… но в эти годы, на этих землях, с этими людьми – будет именно так.
Или все-таки нет?