Или, если даже и удастся, то это лишь облегчит Хаосу пожирание оставшегося за спиной осколка Упорядоченного. Впрочем, он и так обречён умереть, когда окончательно остановится сила.

Решение требовалось немедленно, и оно могло быть сколь угодно кровавым.

…Чары опять вернулись сбитыми. Интерференции нарастали, становились всё заметнее, и терпеть это было уже нельзя.

Познавший Тьму ледяным голосом скомандовал готовиться к выступлению.

* * *

– Что же нам делать, Великий Ракот?

Цех Магов вновь ожил, хотя, конечно, это было лишь подобие жизни. В трапезной горело две дюжины толстых свечей, никто не хотел тратить драгоценную силу на хрустальные кристаллы-светильники.

Вокруг громадного круглого стола, покрытого роскошной скатертью, собрались все чародеи, кто помогал Восставшему. Измождённые, исхудавшие, они глядели с ужасом и надеждой, глядели, как и положено смотреть на бога, явившегося в последний момент на помощь.

– Что же нам делать?

Восставший сидел, опершись на локоть, лицо хмуро.

Что ответить этим несчастным?

Что они обречены, и лучшее, что можно предпринять, – это погрузить весь мир в тихий и сладкий сон, который незаметно перейдёт в смерть?

Или попробовать нечто из арсенала Ракота Восставшего, Ракота Владыки Тьмы, не щадившего ни своих, ни чужих, пробиваясь к Обетованному во время третьего, последнего штурма?

Заклинательный покой Цеха оказался весьма полезен. Не только выстраиванием тонкой метрики потока, но и прощупыванием разделившей Упорядоченное преграды.

Правда, мешали странные отголоски далёких чар, вмешивавшиеся, нарушающие с таким трудом найденные настройки.

Что за колдун тут ещё взялся?!

Впрочем, по справедливости, винить его Ракот не мог. Всяк спасается, как может.

Но, если он не уберёт эту помеху…

Восставший досадливо поморщился. Стар ты стал, Владыка Мрака, и слаб, укорил он себя. Раньше, небось, не поколебался бы.

А когда посылал Тёмные Легионы на последний приступ Обетованного, тебе было точно известно, сумеешь ли справиться с его защитниками? Однако ж всё равно приказ к наступлению отдал, не моргнув!

Тогда я был другим, нехотя признался себе Ракот. Тогда я был просто Восставшим, а не Новым Богом, хранителем равновесия.

Однако он тоже чертил и рисовал, набрасывая схемы движения силы и гадая, сколько сможет продержаться, если что, в окружении Хаоса, если в некоторой степени сумеет воспроизвести тот самый барьер, что воздвигли перед ним неведомые противники.

Никак иначе сквозь огненную реку не прорвёшься.

Хотя – прорвался же он сам, когда его сбросило сюда, на самый край Упорядоченного!

Что, если попытаться вновь? Проскользнуть между частицами и сущего, и не-сущего, между тем, что слагает и Упорядоченное, и Хаос?

Ты, может, и сумеешь. А все остальные? Оставишь их тут погибать?

Нет.

Тогда что?

Только одно – таранный удар, всей мощью, какую только удастся собрать, какую только удастся найти в медленно затухающем движении силы.

– Что вам делать? – Ракот поднял взгляд на окружавших его чародеев. – Обрывать корни своего мира. Здесь больше нечего ждать, не на что надеяться. Если бы я мог взмахнуть рукой и объявить, что отныне всё по-прежнему – уже давно бы сделал, но увы. Остаётся только одно – атаковать, и атаковать мы будем по-старому, как повелось у Тёмного Воинства – не оборачиваясь и не считая потерь. Готовы?

Кто-то из магов подавленно охнул, кто-то закрыл лицо руками. У кого-то подкосились ноги, он тяжело осел прямо на пол.

– Мы согласны, – кинув острый взгляд на растерявшихся собратьев, поднялся старик Марви. – Как говорится, помирать – так весело! Верно я говорю, господа маги?

Они отозвались разноголосо и недружно. Ракот видел, что слова его понравились далеко не всем.

– А как это – обрезать корни мира? – робко спросил кто-то.

– Я объясню, – поднялся Ракот. – Идёмте, нельзя терять время.

Шаркая ногами, ссутулившись, маги потянулись следом, никак не напоминая воспламенившихся и одушевлённых. Глаза потухли, плечи безвольно повисли.

Но лишь бы сделали дело, подумал Ракот.

* * *

И вновь войско Хедина шло сквозь Междумирье, но на сей раз скорее плелось или в лучшем случае тащилось.

Гимны за спиной Познавшего Тьму звучали по-прежнему, но всё чаще ему приходилось обращаться к своим, всё чаще произносить зажигательные речи, всё чаще делиться собранной силой, да ещё черпать и в своей собственной.

Вскоре он уже знал, откуда исходят эти чары. Тихий умирающий мирок, в который уже никогда, похоже, не сойдёт Спаситель. Войско Познавшего Тьму нависало над ним, словно хищная стая; а кто-то в этом самом мирке занимался донельзя странными вещами.

Бог Хедин готов был поклясться, что неведомый чародей или чародеи отчаянно пытаются сорвать мир с его опор, обрубить связывающие его с Межреальностью корни, дать уйти в свободное плавание, хотя какая уж тут свобода!

Наверное, надеялись спастись, уйти с гиблого места, подобно кораблю, угодившему в путаницу ядовитых водорослей.

Куда там. Напрасная попытка.

Застоявшаяся армия Познавшего Тьму ринулась в бой весело, с гиканьем и лихим посвистом. Они ломают небо, пронзают облака, обрушиваются на головы тех, кто посмел мешать их богу!..

Да, в застойном болоте силы нетрудно заметить её колебания, нетрудно понять, откуда они исходят. Хедин, Кирвад и отборные три сотни бойцов вместе с Древними, сотоварищами лесного божка, ступили прямо на брусчатку площади, на краю которой возвышалось помпезное здание, увенчанное тремя островерхими башенками.

В широких дверях с разинутым ртом застыл сгорбленный, сутулый человек, исхудавший до последней крайности, в одежде, которую так и тянуло назвать «одеянием мага, алчущего произвести впечатление на базарных торговок». Золотые звёзды, солнце и месяц со смеющимися лицами, алхимические символы, какие-то руны…

Человек был чародеем, но сил у него не хватило бы наложить заклятие и на дождевого червяка.

Мир вообще был еле жив, и этот несчастный – несомненно, бывший некогда волшебником – не являлся исключением.

Он слабо закричал, точнее, попытался; попытался даже сотворить какие-то чары; Кирвад, горя рвением и не утруждая себя излишними размышлениями, слегка боднул чародея рогами в грудь, и тот беспомощно осел у стены.

– Помогите ему, – бросил Познавший Тьму, входя.

В душном вестибюле золотистые пылинки плавали в солнечных лучах; ещё двое или трое местных волшебников сунулись было навстречу Хедину, но были без долгих церемоний отброшены; а затем из подвалов донёсся вдруг яростный и до боли знакомый рык, который Новый Бог узнал бы среди всех мыслимых звуков вселенной.