— Но откуда тогда вы это взяли? Ведь Блок его нигде прямо не цитирует.

— Не знаю… Интуиция… Резонанс. Просто хорошо знаю Моппера.

— Вы интересуетесь Моппером? — спросил он. Я призналась:

— В известной мере. Как образцовым викторианским романистом и как непревзойдённым образцом глухоты к истории.

— Это любопытно! — возбуждённо сказал Рудольф Дмитриевич. Слово за слово, мы разговорились с ним о Моппере. Я узнала, что он является большим поклонником этого писателя и недавно завершил труд над его биографией, которая должна была вот-вот выйти в свет.

После этого мы виделись с Рудольфом Дмитриевичем ещё несколько раз, и через месяц нашего знакомства он предложил мне то, о чём я тогда не смела и мечтать, — помочь ему подготовить к печати личный архив Моппера, вернее, некоторую часть этого архива, хранящуюся у него. Поскольку я прекрасно владею английским, а поствикторианская документальная проза — самый благодарный материал, трудностей с переводом у меня не возникло. Гораздо сложнее оказалось разобраться с историей архива и его происхождением. Я до сих пор ещё испытываю большие сомнения в его подлинности.

Вот сведения, которыми располагал Рудольф Дмитриевич на момент, когда мы приступили к работе. После смерти Алистера Моппера его архив — не весь, а только данную часть, состоящую из очень разнородных газетных, журнальных, эпистолярных и дневниковых материалов, так или иначе связанных со вторым изданием «Мирослава боярина» 1913 г. — выкупила некая Кристина Эминович и вывезла в Слатину. Эта Кристина Эминович (неизвестно, подлинно ли её имя) исчезла или же была убита при непрояснённых обстоятельствах в 1936 г. Архив, о котором знали лишь единицы, считался погибшим при пожаре её дома, но лет десять спустя Егор Пашкевич, знакомый и поклонник Кристины, возвратился на пепелище и нашёл в подвале дома глиняный кувшин, который при ближайшем рассмотрении оказался полон рукописей и газетных вырезок. Не владея английским и не в силах прочесть хотя бы одну строку, Пашкевич, к тому времени уже сильно опустившийся из-за потери Кристины, продал всё найденное им собрание Мирче Элиаде, который привёл архив в порядок и расположил его хронологически. Элиаде собирался перевести текст на румынский язык и издать его у себя на родине, но политические обстоятельства помешали ему. Во время отъезда Элиаде в Париж чемодан, в котором находился архив Моппера, у него украли. Бумаги всплыли на книжном развале лишь в 1989 г., то есть несколько лет спустя после смерти Элиаде. Там их и выкупил Рудольф Дмитриевич Стырский, находясь в то время в Париже. Более десяти лет он в свободное от своей основной работы время разбирал их, выяснял историю их происхождения и степень их достоверности. Мне было поручено перевести сложенный воедино текст и подготовить его к печати.

О существовании архива Моппера Рудольф Дмитриевич узнал от самого Элиаде в 1978 г., хотя тот не чаял его найти. Великий учёный отказался дать какой-либо свой комментарий по поводу содержания архива, потому эту задачу придётся взять на себя нам с Рудольфом Дмитриевичем. Итак, основная часть архива — статьи из газет и журналов, письма и дневники — собрана Алистером Моппером. Это собрание в последующие годы несколько расширилось. Мы полагаем, что газетные заметки, касающиеся смерти Моппера, добавила в архив Кристина Эминович, которая, если верить данным архива, приходилась дочерью «Мирославу». Вставки из записных книжек Вирджинии Вулф и Герберта Уэллса сделаны самим Рудольфом Дмитриевичем; им же обнаружено письмо «Мирослава» Уэллсу. Происхождение дневниковой записи о. Патрика Келли неясно.

Полагаю, что читателя давно уже волнует вопрос о подлинности сведений из архива. Это вполне понятно, поскольку бумаги Моппера повествуют о событиях странных и даже фантастических. К сожалению, решить этот вопрос довольно затруднительно. Вырезки из газет и журналов мне удалось проверить по электронным архивам, за исключением очерка Джонатана Степлса «В обители ужаса» из Present&Modern Life, который не нашёлся в Интернете, вероятно, потому, что журнал Present&Modern Life издавался всего восемь месяцев (с марта по октябрь 1913 г.) и был быстро забыт. Поскольку это единственная печатная статья, где упоминаются чудесные свойства Мирослава, вопрос о её подлинности важен вдвойне; хотя Рудольф Дмитриевич уверял меня, что видел номер журнала с этой статьёй в библиотеке Конгресса США, это не мешает ей быть простой журналистской уткой — Дж. Степлс известен как автор совершенно завиральных репортажей.

Что касается остальных документов, то, по словам Рудольфа Дмитриевича, подлинность достоверно можно установить только для записей самого Моппера. Специалисты, которым он отдавал документы на экспертизу, признали почерк подлинным. Однако подлинность почерка никак не доказывает отсутствия мистификации.

Аутентичность прочих документов вызывает большие сомнения, поскольку практически не поддаётся проверке. Перечислю здесь всё, что мне удалось разыскать относительно лиц, фигурирующих в них.

Дороти Уэст действительно была художественным критиком, писала статьи для The Egoist, Artistic Review и New Art Magazine и умерла в 1952 г. в психиатрической клинике. Образцов её почерка не сохранилось. Время, когда она потеряла рассудок, датируют 1913 г.

Всё, что сообщается в архиве о знаменитом киноактёре Имре Микеше (1881–1939), в основном не выходит за рамки хрестоматийных анекдотов. По мере того как крепла его слава в качестве мопперовского героя, Микеш всё больше спивался и позировал на публику; умер он от инфаркта за два дня до Второй мировой войны, лёжа в обтянутом чёрным бархатом гробу, который снимали в фильме и который он после съёмок использовал для спанья. Лилиана Грей (1892–1981) и Вера Кордофф (1890–1963) — реально существовавшие актрисы; их письма, по-видимому, подлинные, но они не добавляют ничего существенного к газетным вырезкам. «Дневник Лилианы Грей» присутствовал в бумагах в виде машинописной копии; местонахождение оригинала, если таковой имеется, неизвестно.

Об Ингрид Штайн, погибшей осенью 1913 г., а также о католическом священнике о. Патрике Келли нет никаких данных. Церковь св. Женевьевы, в которой он якобы служил, была разрушена при бомбардировке Лондона в 1944 г. и не восстанавливалась.

Нам не удалось обнаружить сколько-нибудь весомых доказательств идентичности Мирослава Эминовича — Друга Алистера Моппера — Мирославу Эминовичу, жившему в XVI в. под прозвищем «Цветочный Воевода» и обезглавленному турками в 1576 г. Многочисленные портреты даже каждого из них в отдельности не похожи друг на друга, хотя тип лица примерно один и тот же. Надо заметить, что для европейца все жители другой страны кажутся на одно лицо, и если Эминович носил такие же усы и кудри, то ему нетрудно было убедить англичан в своём сходстве с Цветочным Воеводой. Рисунков Эминовича, упомянутых Моппером, в архиве не обнаружилось. Возможно, они никогда и не существовали. Доказательств его причастности к смерти Айзека Райхмана и Ингрид Штайн вне записей Моппера нет. Мы с Рудольфом Дмитриевичем направили в Слатину запрос с целью выяснить, жил ли там между 1856 и 1913 гг. человек по имени Мирослав Эминович. Хотя большая часть местных архивов погибла во время войны и при коммунистическом режиме, в остальных человек с такой фамилией не фигурирует. Мы обнаружили упоминания о двух Эминовичах мужского пола, но никто из них не был ни Мирославом, ни портным, к тому же один из них умер в возрасте пяти лет. О «Кристине Эминович» нам по-прежнему известно лишь со слов Мирчи Элиаде, который знал о ней со слов полубезумного на тот момент Егора Пашкевича (судьба Пашкевича после 1946 г. неизвестна). Возможно даже, что речь шла не о той Слатине, в которой правил Цветочный Воевода и которая первой пришла на ум не только журналистке Эльзе Моррис, но и всем остальным — не о крупном городе в Румынии возле сербской границы. Только в одной Румынии несколько городов и посёлков с таким названием, всего же в Восточной Европе около сотни населённых пунктов под названием «Слатина» в шести странах, включая Грецию и Украину. Даже если Эминович говорил правду, искать его во всех многочисленных Слатинах — задача заведомо невыполнимая.