Проворный официант уже нес закуску, бутылки с вином.

— Американское вино, — поморщился Георгий, — завтра привезувам опять ящик своего. Это не вино, гадость. Дай нам лучше джин.

Официант покорно унес бутылки.

— Зато здесь хорошо готовят, — Георгий отломил кусочекхлеба, — это лучший ресторан во всех окрестностях Балтимора.

— Вы хотели рассказать мне о других переехавших в Америкуваших коллегах, — напомнил Нестор.

— Да, правильно. Про Сокола я тебе уже сказал. Он работаетна американцев. Решил заработать здесь себе лишние очки. А вот Сказочник совсемдругое дело. Я однажды видел его в Сухуми.

Официант принес бутылку джина и, поставив ее на стол рядом сминеральной водой, быстро удалился. Здесь хорошо знали вкусы Георгия Хабашели.Он не любил, когда ему разливали спиртное в стаканы. Он предпочитал это делатьсам.

— Тогда в Сухуми, — задумчиво продолжал Георгий, — захватилитюрьму. Громкое дело было. Весь Советский Союз знал. Может, слышал?

— Кое-что, — кивнул Нестор.

— Вот тогда я все сам видел. Один из наших ребят, так,ничего особенного, обычная «шестерка», имел в руках оружие. Он как разспрятался в коридоре, когда один из молодых ребят из спецназа, освобождавшеготюрьму, пробежал мимо него. И тогда он хотел выстрелить. А рядом оказалсяСказочник. И что, ты думаешь, он сделал?

— Сам убил этого парня, — после тесного знакомства суголовным миром Нестор уже начал привыкать ничему не удивляться.

— Да нет, хуже. Он выбил оружие из рук «шестерки» и помогнадеть на него наручники. Представляешь?

— Ну и что? Правильно сделал. Может, совесть заговорила,решил не допускать убийства.

Красное лицо Генерала побагровело от еле сдерживаемогосмеха. И, не выдержав, он расхохотался.

— У кого совесть заговорила? У Сказочника? Он настоящий ворв законе. Мы знали его столько лет.

— Тогда я вас не понимаю.

— Мы иногда кое-что слышим, — загадочно произнес Генерал, —некоторые слухи доходят и до нас. Тюрьмы и лагеря — место общее, там труднобывает что-либо скрыть. До нас иногда доходили слухи, что большое начальствозадумывает какую-то пакость. Большую пакость. И среди наших авторитетов могутпоявиться и их люди.

— Можно подумать, вы никогда не слышали о стукачах.

— Это другое, — загадочно сказал Георгий, — не стукачи, а ихофицеры. Понимаешь — сами «мусора». У нас в «академиках» ходят.

— Что значит «академики»?

— То и значит. «Академией» — лагеря наши называют. А их,успешно окончивших, «академиками». Вот как раз список, который я тебе давал, исостоял из одних «академиков».

— Теперь понятно.

Георгий разлил джин в стаканы и, не добавляя воды, поднялсвой.

— Ничего тебе не понятно.

Нестор свой стакан даже не взял в руки.

Георгий выпил весь стакан, поставил на стол, вздохнул.

— Постарел я, уже не хочу играть в эти игры. А вот все времязаставляют. Жизнь наша такая проклятая… всегда дают тебе знать, кем ты был. А ядумал, здесь совсем забуду, порву с ними. Самое главное, что там, в тюрьме,кроме Сказочника…

И в этот момент раздался сухой щелчок.

Нестор даже не понял, что произошло. Просто Георгий вдругкачнулся и тяжело повалился на стол, опрокидывая бутылку. Второй щелчокпросвистел мимо уха Нестора, наклонившегося над убитым. Он упал на пол. В роще,напротив, было заметно какое-то движение.

На шум опрокинутой бутылки выбежал сам хозяин ресторана. Онзамер, увидев мертвого Георгия Хабашели и его гостя, стоящего у трупа.Раздумывать было некогда. Сейчас грек начнет кричать, и он уже никогда недокажет свою непричастность.

Нестор схватился за перила и прыгнул с высоты почти в четыреметра. Упал, больно ударившись, и, быстро поднявшись, поспешил к роще, вкоторой мог еще прятаться этот загадочный убийца.

До «Хилтона» он добирался с двумя пересадками, каждый разостанавливая новое такси и проверяя, не едет ли за ним Цапля. Ему очень непонравились слова киллера о Лоне, и он понимал, как опасно рискует вообще,собираясь встретиться с ней. Но это нужно было сделать хотя бы потому, что,если он не приедет в «Хилтон», она сама поедет в «Мэрриот», а находящиеся тамлюди Рябого просто так ее не отпустят.

Только убедившись, что за ним действительно никто не следит,он вошел в отель и поднялся в номер, снятый Лоной. Она уже с нетерпением ждалаего, беспокоясь из-за его опоздания.

— Ночь я провела, между прочим, одна, — обиженно сказалаЛона, открывая ему дверь.

— Да, я знаю, — он вошел внутрь и закрыл за собой дверь назамок.

— Опять проблемы, — вздохнула Лона, — мне начинает этопросто надоедать. Лучше бы я осталась в Сиэтле.

— Не надо, — он взял ее за руку, заглядывая в глаза, — мненужно опять уехать.

Она напряглась:

— Надолго?

— Не знаю.

— Это твоя привычная форма ответа. Может, в этот раз тыбудешь более оригинальным?

— Я учту твои пожелания.

— Мне не нравятся твои отъезды. Согласись, что это простоэлементарное хамство. Сначала я приезжаю к тебе из Сиэтла, бросив мужа, а тывыставляешь меня за дверь. Затем, заставив снять за свой счет двухместный номерв одном из самых дорогих отелей города, ты являешься ко мне с большимопозданием и заявляешь, что уедешь. Тебе не кажется, что я могу простообидеться?

— Нет.

— Что нет?

— Ты не обидишься.

— Нахал. И на сколько ты уезжаешь?

— Я же тебе ответил.

— Хорошо. Значит, мне нужно сидеть в «Хилтоне» и ждатьтвоего звонка.

— Не обязательно в «Хилтоне».

Она еще раз замерла. Ее глаза, казалось, потемнели от гнева.Ноздри ее прямого узкого носа чуть заметно вздрагивали.

— Ты хочешь сказать, что я должна вернуться к мужу в Сиэтл?

— Может, это и к лучшему, — наконец выдавил Дронго.

Она непроизвольно подняла правую руку. Он успел схватить ееза локоть.

— Пусти, — вырвала она руку, — я не хочу больше тебя видеть.

Она отошла к окну.

— Лона, — сказал он серьезно, — в прошлый раз я приезжал вАмерику просто так. Считай, что это была невинная прогулка. Даже если бы сомной что-нибудь случилось, это никак не могло отразиться на тебе. В этот развсе по-другому. Я имею дело с мафией. С нашей мафией. Эти люди не прощаютничего. Они не признают никаких законов, ни божеских, ни человеческих. И если стобой что-нибудь случится, я этого себе никогда не прощу.