– Кто жалеет розги своей, тот ненавидит сына[27], – изрекает пастор, ко всеобщему одобрению. И, заметив, что кое-кто из детей посмел принять обиженный вид, добавляет: – Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе[28].

Это выражение подобающих чувств еще усиливает торжественность грядущих похорон, когда украшенный черным плюмажем катафалк, влекомый четверкой лошадей, тоже в черном плюмаже, движется впереди, а за ним – черные кареты: в церковь, а потом на кладбище, где матриарху предстоит упокоиться.

Но не все детство Мальвины омрачено горечью. Я вижу ее снова: она стала самую чуточку старше и держится за руку отца. Они идут в главный отель городка, где взорам публики будет явлено чудо, весьма подходящее для детей. Уильяма греет сознание, что он предоставляет дочери замечательную возможность для расширения кругозора.

Ибо кто же сегодня выступает перед всеми купившими билет по сходной цене? Не кто иной, как генерал Мизинчик, знаменитый карлик. Сам великий Финеас Тейлор Барнум, возящий Мизинчика по градам и весям, заявил, что в нем всего лишь двадцать пять дюймов росту (на самом деле – тридцать один)[29]. Но вот он стоит перед глазами изумленной Мальвины на красном ковре, устилающем помост, – вместе со своей крохотной женой Лавинией Уоррен и адъютантом, тоже карликом, которого зовут командор Орешек (он чуть выше Тома, но любезно встал чуть пониже). Точно как пишут в газетах, «его одежда пошита самыми выдающимися портными, а перчатки приходится заказывать по мерке, ибо до сих пор на свет не производилось ничего столь крохотного, достойного фей и эльфов». Лавиния же великолепна в чудесном свадебном платье с крохотными рюшечками.

Уильям и Мальвина встают в медленно движущуюся очередь желающих пожать руки живому чуду. Точнее, протянуть ладонь, которой он коснется вытянутым указательным пальцем, ведь грубое рукопожатие может его искалечить.

Ни Уильям, ни Мальвина не видят печали, застывшей в глазах генерала и его дамы, которые, как и многие другие служители искусства, зарабатывают на хлеб, выставляя напоказ свое несчастье.

В жизни Мальвины случается проблеск романтики, когда она встречает на улицах городка четырех дочерей вождя ирокезского союза племен. Это красивые девушки в роскошных нарядах для верховой езды – зеленого бархата с красным подбоем – на отличных лошадях. Девочки Джонсон определенно не «скво». Они – принцессы.

Может, именно явление генерала Мизинчика и элегантных барышень Джонсон разбудило в Мальвине жажду чуда, странных преображений и – с годами – любовь к театру? Ее влекло в театр, но она не смела даже вообразить, что может стать его частью. Методизм не терпит никакой игры воображения, кроме собственной, хотя изредка в подвале великого храма, воздвигнутого Уильямом, устраивались представления – надлежащим образом выхолощенные и одобренные. Таким представлением была оперетта для детей под названием «Земля Нод»[30], и Мальвина, которая немножко умела играть на фортепьяно, натаскивала Джорджи Купера, хромого мальчика с плохим музыкальным слухом, на исполнение главной арии:

Голос Джорджи вот-вот должен был поломаться, и на высокой ноте – на слове «ты» – он обязательно пускал петуха или фальшивил, но Мальвина школила его сурово, словно звезду оперы. После его соло двенадцать девочек в марлевых нарядах исполняли «танец снов» под медленный вальс. Танец с ними тоже разучивала Мальвина, и все единодушно провозгласили, что она «проявила талант». Среди методистов не возбранялись проявления таланта при условии, что его не поощряют, ибо это опасно.

Когда Мальвина пошла работать, даже родители Макомиш согласились, что часть жалованья (ей платили четыре доллара в неделю) она может оставлять себе. Из этого доллара в неделю Мальвина при каждой возможности тратила двадцать пять центов на билет в театр. Родители этого не одобряли, но к семнадцати годам она уже отрастила броню против их неодобрения, а в театре она отдыхала душой не меньше двух часов подряд, созерцая своего кумира – самое Иду ван Кортленд, приму гастролирующей труппы Тавернье. О Ида ван Кортленд, образец женского достоинства и идол сотен тысяч девушек, изголодавшихся по духовной пище! Как она переносила превратности судьбы в «Камилле», пьесе о падшей, но благородной и возвышенной духом женщине! Когда Камилла испускала дух в объятиях своего Армана, чресла Мальвины будто плавились от блаженства – подлинно чувствительные души испытывают подобное, когда их глубоко трогает происходящее на сцене.

В тайном кармашке сумочки Мальвина носила вырезку из местной газеты – стихи поэта, пожелавшего остаться неизвестным (впрочем, легко было догадаться, кто он):

Все знали, что автор – не кто иной, как школьный учитель, который много лет назад ухаживал за Вирджинией Вандерлип, терпел ее злой нрав и был отвергнут ради Уильяма Макомиша.

Чтобы на сцене возвеличивали падших женщин! Мальвина знала, как к этому отнесутся ее родители. В семнадцать лет она целую зиму страдала от «обложенного горла». Доктор (не дядя Вандерлип, а другой) диагностировал тонзиллит и сказал, что нужно удалить гланды. И вот как-то в субботу, когда Мальвина не работала на велосипедно-каретной фабрике, она отправилась к доктору, и он удалил ей гланды – не обезболивая, ибо, как он объяснил, операция эта мгновенная, а дискомфорт – минимальный.

После операции Мальвина пошла домой, сплевывая кровь в носовой платок. От боли и слабости она упала рядом с каким-то зеленым забором, изрыгая кровь и теряя сознание. Женщина, сидевшая на stoep за забором, поспешила ей на помощь, отвела к себе и отправила гонца к Макомишу. Тот сразу же явился в семейной двуколке и забрал дочь домой, не сказав ни слова доброй женщине. По приезде домой на Мальвину обрушился страшный гнев как отца, так и матери.