Когда она ещё не могла любить глазами и доверялась своему сердцу. Что же произошло? Почему книги, которые она читала, вели её не к нему? Она передвигала мебель, в надежде хоть что-то изменить в этой жизни. Быть может, улучшить то, что уже было, приукрасить, привнести что-то новое в их отношения, идти вперёд. И Бойдов с ужасом понимал, что тем самым она отодвигает то, что их объединяло раньше. Загораживаясь от него передвинутыми шкафами и этажерками. Закрываясь ползущим по стене плющом. Уединяясь с собакой.

Бойдов хотел только одного, чтобы ничего не менялось. Успеть побыть с ней ещё. Остановить день. Задержаться в нём, насладиться присутствием Юли.

Возвращаясь к ночи, домой, и, видя её спящее личико, опутанное золотом веснушек он с ужасом понимал, что эта тоска по ней накапливается с каждым днем, и он бессилен, что-либо сделать. И чем больше его мучила ностальгия, тем дальше от него старалась бессознательно уйти Юля.

Не видя его, она когда-то шла к нему навстречу, вытянув вперёд свои беззащитные беленькие ручонки, а обретя зрение, прошла насквозь, и теперь удаляется, возможно, этого не чувствуя. Теперь, пока он был на работе, она всё больше где-то пропадала. Приходила домой поздно. Говорила, что устала, а в квартире был беспорядок. Несколько раз зеки рассказывали ему, что видели её с высоким кучерявым мужчиной. Бойдов догадывался с кем.

Подземный переход уже был закрыт и он пошёл прямо через площадь. Это была его территория. Каждый дом вокруг был знаком. Полутёмные подъезды доверяли Игорю секреты своих жильцов. Редкие светящиеся окна не скрывали от него образ жизни своих постояльцев и обиженно гасли отсутствием к ним интереса. Спиртное выветрилось настолько, что позволяло Бойдову идти ровно. Но так же ровно думать он ещё не мог. Его мысли перепрыгивали с одного на другое, путались, и снова возвращались в первичное положение. Они никак не могли нарушить временные рамки его службы.

Неожиданно вспыхнувший над его головой фонарь ослепил, на мгновенье, вернув память об утраченном африканском солнце, а затем снова превратился в качающуюся на замыкающей проводке лампочку.

Около подъезда стояла чёрная волга. Сливаясь с темнотой ночи, она ядовито скалилась блестящим никелем решётки радиатора.

С новой силой возникли в памяти последние события, расшифрованные Васиным. Увиденные видеозаписи. Рассказ Юли о неизвестном голосе по телефону. Обрезанные волосы. И этот чёрный человек, пытающийся её увести из дома.

Он вдруг неожиданно почувствовал, что всё это касается только его одного. И он сам должен уничтожить концентрирующийся вокруг него мрак наваждений переходящий в мистику. Что даже если рядом, плечом к плечу стоят твои друзья, готовые придти на помощь, каждый из них сражается в одиночку.

У каждого в этой жизни своя ВОЙНА. Свой ДОЛГ.

Обойдя газон, Бойдов зашёл с противоположной стороны. Волга стояла к нему задом и он, не торопясь осторожно стал продвигаться вдоль кустов к водительской двери. Окна в доме были погашены. Кто находился в машине, было не ясно. Подойдя вплотную Бойдов нажав большим пальцем на кнопку, резко рывком рванул ручку на себя. Но кнопка не провалилась, дверь осталась на месте. Машина слегка покачнулась, и вдруг, завыла, что есть мочи, оглушая спящие кварталы переливами сирен.

В машине никого не было — она стояла на сигнализации.

Игорь кинулся к подъезду. Заскочил в него и закрыл за собой дверь.

Открыв своим ключом квартиру, вошёл внутрь. И тут же с порога угодил в обволакивающую невидимую паутину, забившую ему рот и нос запахом лампадного масла и дурманом чадящих фитилей, потушенных церковных свечей и ещё какого-то сладкого цветочного запаха. Он вспомнил, что днём привозил мать Юли с попом.

Торопливо скинув верхнюю одежду и сняв обувь, поспешил в комнату. Юля безмятежно спала на правом боку в позе бегуньи, несущей перед собой зажатую в кулачке левой руки корону. Правая была опущена вниз и пропадала в складках отброшенного одеяла. Оттуда же словно красненький осенний лепесток выглядывал уголок обложки раскрытой книжки. Левая нога была согнута в колене и подтянута к самому животу, словно её хозяйка готовилась перепрыгнуть невидимое препятствие. Оставленные на столе горящие свечи переливами мерцаний гладили обнажённое тело Юли. Просвечивали невесомую длинную ночнушку, опутывающую до самых щиколоток и мешающую бежать. Игорь осторожно взял край одеяла, потянул его наверх, укрывая Юлю.

И вот когда он дотащил его до плеча, взгляд встретился с лукавым искушающим взглядом мужчины в изголовье кровати. Бойдов отпрянул и тут же обнаружил, что такие взгляды устремлены на него со всех сторон. Это были лики святых, которые он неоднократно видел ранее на квартире Юли. В колеблющемся свете, падающем на иконы, они словно подмигивали ему, напоминая о чём-то давнем. О совместном, тайном деянии. Об их секрете, который они никому не рассказывали, и вот теперь предлагая ему снова вернуться туда, где свершалось незабытое ими таинство. Ощутив прилив неведомой силы, и возбуждения Бойдов сбросил с себя одежду и, откинув одеяло, нежно обхватил бегунью, повернув к себе. Она попыталась что-то сказать, но он не слышал её. Легко приподняв девичье тело, он завернул ей ночнушку вверх, так, что поднятые руки, оказались прижаты к голове. А на глаза упала матерчатыми складками белая повязка. Совсем как та, марлевая соединяющая их сердца. И всё было так же. Он припал губами к её телу. Она любила его с таким же ожесточением, полным обиды и жалости к себе. С теми же стонами, вырывающимися из глубины души и переполненного тоской сердца потому, что им нечего было сказать друг другу и нечего спросить, так как не было у них ничего общего, как и раньше, кроме их огромной СЛЕПОЙ любви.

Дзынькнула падая на пол, корона и глухо хлопнула книжка, отлетая к стене.

Свечи уже не горели. Красненькие точки на конце фитилей продолжали коптить. Всё в комнате двигалось из стороны в сторону. Бойдов, пошатываясь, шёл в ванную. Его тошнило от угара, комок стоял в горле, не желая выходить ни вперёд, не назад. Слабая подсветка едва обозначала знакомые предметы туалета. Игорь опёрся руками о края умывальника и уставился в зеркало. Тот час, испугавшись, хотел оттолкнуться. Но руки не слушаясь, клещами впились в ледяную керамику, словно приклеились. Оттуда, из глубины отражения в брезжащем свете на него глядел Муслим. В чёрном застёгнутом наглухо плаще и чёрной широкополой шляпе. Он словно сидел на чём-то по ту сторону зеркала и надменно улыбался, глядя прямо в глаза Бойдову, выпуская изо рта аккуратные колечки дыма. Этот дым проходил сквозь стекло и Бойдов чувствовал окутывающий запах гари. В руках Муслима была та длинная трубка с металлическими вензелями и надписью на мундштуке. Бойдов стал вспоминать, что же там было написано:

— Муси… Муси от…. Муси от Пуси!

Догадка пронзила Игоря обидой и злостью. В голове гулко стучало.

Муслим! Вот кто такая Муся. А Пуся? Ну, конечно же, это Павел Васильев — Тянь-Шанский! Значит Муслим неоднократно бывал в этом районе. Всё подтверждается!