серо-синему одеянию расползалось багровое пятно, стрела пробила насквозь хрупкое тело, и равнодушно торчащий из груди холодный окровавленный наконечник был самым обычным, не караризским.

«Хоть ты доскачи, Мраго! А они поймут… Он поймёт. Князь. Если ты явишься без своей Соколицы», – мысленно взмолилась Сазарэль – сил на слова уже не осталось.

Она видела, как на её глазах ладони, отчаянно цеплявшиеся за гриву, начали бледнеть, пока не стали совсем прозрачными.

Ещё раз взвизгнула тетива лука, и ещё…

Мраго захрапел, споткнулся.

И Сазарэль соскользнула с него, упав на заснеженную, устеленную осенней листвой землю. Боль неожиданно прошла, и стало легко-легко.

Она поднялась и увидела, что лес вокруг изменился. Светлые стволы деревьев терялись в непроглядном, мглистом тумане. Издалека дохнуло морем, свежестью бриза, и крики чаек позвали за собой. Она обернулась к забрезжившему вдали белому свету, уже зная, куда идти.

Но тут из тумана донеслось тихое ржание, и рядом мелькнул тёмный силуэт. Прекрасный конь, вороной как речная нечисть, ступил на тропу.

И Сазарэль с улыбкой вскочила ему на спину. И вновь они продолжали путь – неукротимый скакун цвета мрака и белокурая эльфийка.

«Они ведь так и не дождутся вестей, не узнают о приближении врагов! Я – их единственная надежда. Элтлантис погибнет!» – промелькнули последние тревожные мысли в голове Сазарэли – отголосок той… прежней жизни.

Но Зов Моря был сильнее, он манил непреодолимо, и Белокурая улыбалась, предчувствуя предстоящие встречи…

***

Они стояли спина к спине – Орлёнок и Соколица…

Где-то рядом бились последние оставшиеся в живых амазонки. Но сколько их Литей не знал, считать было некогда.

Круг всё сужался. Он уже не понимал, сколько людей нападает на них одновременно. Видел лишь, как клинки в изящных ладонях Лигерэли чертят смертоносные круги, мелькают как осы, и каждый удар брызжет алыми каплями крови. Он успевал лишь отражать и рубить гудящими от усталости и напряжения руками, уже не как на тренировках – на тренировках не приходилось биться против стольких одновременно. Тело ныло от множества ссадин и ран, но посмотреть насколько они серьёзны, тоже не было никакой возможности.

Как Литей ни старался прикрывать спину Лигерэль, по ходу схватки их всё равно разделили.

Дарген сделал выпад, ранил в плечо нападавшего воина, с разворота нанёс удар другому слева.

Он чувствовал, что кто-то есть за спиной, но ответить не успел…

Чудовищный удар по голове заставил пошатнуться землю под ногами, а те внезапно стали ватными и подкосились. В глазах вспыхнули разноцветные огоньки, в ушах зазвенело.

И сквозь этот назойливый звон долетел запоздалый окрик Сальяды:

– Зарди, Литей!

Уже падая на колени, Литей видел, как она испуганно бросилась к нему, пробивая себе дорогу через оцепление. Она что-то кричала, но звуки для Даргена тонули в неясном гуле. Она не отрывала от принца горящего зелёного взгляда, напрочь забыв об осторожности. Она забыла о бое, о врагах… Великая Соколица Запада потеряла голову!

Единственное, что имело значение в этот миг – успеть добежать до рухнувшего на землю Литея и не позволить добить его!

Но она, конечно, не успела...

Ей ударили в спину, сбили с ног. Кольцо воинов сомкнулось.

И это было последнее, что видел Литей.

А потом пришли тьма и тишина…

[1] Прощай, Соколица!

[2] Берегитесь, люди!

[3] Быстрее, быстрее, Мраго!

"Железо и серебро"

Покроется небо пылинками звёзд,

И выгнутся ветки упруго,

Тебя я услышу за тысячи вёрст,

Мы – эхо,

Мы – эхо,

Мы – долгое эхо друг друга.

И мне до тебя, где бы ты ни была,

Дотронуться сердцем нетрудно.

Опять нас любовь за собой позвала,

Мы – нежность,

Мы – нежность,

Мы – вечная нежность друг друга.

И даже в краю наползающей тьмы,

За гранью смертельного круга,

Я знаю, с тобой не расстанемся мы,

Мы – память,

Мы – память,

Мы – звёздная память друг друга.

Р. Рождественский

Когда грядёт неизбежное…

Раньше у нас было время,

Теперь у нас есть дела –

Доказывать, что сильный

Жрёт слабого;

Доказывать, что сажа бела.

Мы все потеряли что-то

На этой безумной войне…

Кстати, где твои крылья,

Которые нравились мне?

И.Кормильцев

– Вот он! – заворожено выдохнул Киралейн, резко осадил белоснежного Лаялейна.

Конь заржал, встал на дыбы, как знамя взвилась чёрная грива.

Экталана тоже натянула поводья. Гили, мерцающая в вечернем сумраке, как прекрасная жемчужина, беспокойно переступала, ворошила копытами мягкий слой опавших сосновых иголок. Её лучезарная наездница вглядывалась вдаль.

Тёмный, как пещера, еловый лес вывел их к хитросплетению множества заброшенных дорог. Это место в старину называли Лесной тракт. Всё это время всадники скакали почти без отдыха, нужно было торопиться, да и хотелось поскорее покинуть опасные и недружелюбные людские владения.

Путь их был осиян счастливой звездой – они ни разу не попали в засаду, не столкнулись с серьёзными противниками. Случалось, проезжая мимо человеческих деревень, они видели, как в страхе крестьяне, завидев эльфийских всадников, старались побыстрее укрыться в доме. Никто не пытался остановить короля и дочь Великого князя, да и кто бы угнался за их легконогими, как тени, скакунами.

Это не могло не радовать! Вряд ли двое эльфов смогли бы дать достойный отпор, случись им принять вызов отряда рыцарей. Киралейн умел прекрасно драться на мечах, стрелял без промаха, но он был один. Ведь Экталана, хоть и прихватила с собой лук и колчан со стрелами, воительницей не была.

А это существенно: одно дело – быть меткой лучницей, а другое – убивать из этого лука, пускать стрелы не в мишень, а в живых существ.

Экталана надеялась избежать боя, и ей это удалось. Она даже не желала обезопасить себя с помощью доспехов. Только после долгих уговоров Эктавиана согласилась надеть лёгкую, тонкую, но невероятно прочную кольчугу из эльфийского серебра, надеть прямо поверх светлого лилово-розового платья. И теперь…

И теперь это невероятное одеяние мерцало и блестело во тьме леса, как поверхность Заповедного озера в полдень.

– Вот он! – повторил король, оглядываясь на свою спутницу. – Лес Арин пред тобой, Экталана. Мы добрались до него. Можно сказать, полдела сделали! Ты разве не рада, звёздная моя?

Лес, начинавшийся по восточную сторону от Лесного тракта, именуемого нынче Восточным путём, казался самым обычным: сиротливо прижавшиеся друг к другу, облетевшие деревья, хмурые, тёмно-зелёные ели, колючий терновник, а в подлеске побуревшая листва припорошена снежком.

Но Экталане не требовалось объяснять,