А теперь я поведаю вам, как мы это осуществим.

***

Аллистер Пейсли был любопытен – и весьма подозрителен при этом. Он всегда был готов ухватиться за удобный случай, большинство своих мелких преступлений он совершил, повинуясь мгновенному импульсу. Порой ценные вещи оставались без присмотра или дверь была зазывно распахнута. А подозрительность заставляла его видеть в каждом человеке своего врага. Пожалуй, в этом он почти не заблуждался. Уже отправив через Бельгию свой рапорт о деятельности американцев в Англии, он все еще стремился собрать дополнительную информацию. Ему платят за то, что он доставляет, и чем больше он доставит, тем больше денег у него будет. В эти дни не столько на алкоголь, сколько на куда более приятный опиум. Сейчас Пейсли сидел в захламленной меблированной комнатенке в Александрии, штат Виргиния, разогревая черный шарик в дырчатой металлической чашечке своей трубки. Когда тот хорошенько забулькал, Пейсли глубоко затянулся через длинный чубук и улыбнулся, что доводилось видеть очень немногим. Возможно, будучи ребенком, он и улыбался, но все видевшие это давным-давно на том свете. Теперь же сладостный дым развеял все его заботы. Пока у него есть деньги, он может улыбаться; это чудесно, просто чудесно!

Но не таким было следующее утро, напоенное промозглой рассветной сыростью. Сквозь полураскрытое окно врывался дождь. Вскочив, чтобы захлопнуть окно, Пейсли наступил на лужу. Весь дым ночных удовольствий теперь развеялся. Сквозь пелену дождя Пейсли с трудом разглядел здания Вашингтона за рекой. Дрожа от холода, натянул рубашку и хлебнул виски, чтобы малость согреться.

К полудню дождь перестал и жиденький свет солнца время от времени прорывался из-за туч. В пять пополудни Пейсли перешел через реку в столицу и теперь стоял, облокотившись о стену на Пенсильвания-авеню, наблюдая за толпой клерков, выходящих из военного министерства. Глубоко затягиваясь своей дешевой сигаркой, он высматривал в толпе нужное лицо Да, вот он. Серенький человечек в серой одежонке, суетливый, как крыса. Отделившись от стены, Аллистер пристроился бок о бок с ним и успел пройти шагов пять, прежде чем тот заметил его – и испуганно съежился.

– Привет, Джорджи! – бросил Пейсли.

– Мистер Маклеод, я вас не заметил, – настоящее имя Пейсли знали очень немногие, а то и вовсе никто.

– Как идет работа, Джорджи?

– Вы же знаете, нам не дают сидеть сложа руки. – Сын эмигрантов из Италии, Джорджио Весселла был несчастным человеком. Его родители, безграмотные крестьяне из Меццоджиорно, гордились сыном – образованным, работающим в правительстве. Да, он образованный человек, работающий в правительстве, но кому, как не ему, знать, как мало он зарабатывает, насколько шатко его положение. Только в военное время могли нанять на работу иностранца, которым он останется с точки зрения англосаксонских властей до скончания веков; и от подозрений ему не избавиться никогда. Теперь, и уже не в первый раз, он пожалел, что вообще встретился с этим шотландцем.

– Давай-ка зайдем сюда, выпьем по маленько”.

– Я же говорил вам, мистер Маклеод, я не пью. Разве что изредка винца.

– Все свиньи пьют, – огрызнулся Пейсли, внезапно охваченный расовой нетерпимостью. – Если не хочешь, я выпью за тебя.

Они зашли в убогую маленькую пивную, в другие Пейсли и не хаживал, и уселись за столик в углу, вдали от остальных немногочисленных посетителей. Выпив добрую порцию неразбавленного скверного виски, Пейсли утер рот тыльной стороной ладони, одновременно другой рукой постукивая по заляпанному столу серебряным долларом. Джорджио старался не смотреть на монету, но просто не мог отвести от нее глаз.

– Значит, не дают сидеть без дела?

– Как всегда.

– Я ждал пару раз. Ты не выходил.

– Мы уже не первую неделю работаем допоздна. У военно-морского ведомства не хватает клерков для переписывания приказов. Оно рассылает массу приказов по кораблям, и мы переписываем их для него.

– Об этом я знаю, – Пейсли широко зевнул. – Корабли в Мексику.

– Совершенно верно. Огромное множество.

– Это старые новости. А я плачу только за новые.

Есть у тебя такие?

– Нет, сэр. Я просто переписываю, что мне говорят. Все то же, что и всегда. Вот мистер Андертон и мистер Фойл, вот у них другая работа в запертой комнате.

– Что это за другая работа? – небрежно, чуть ли не скучающим тоном поинтересовался Пейсли, допивая виски. Похоже, наклевывается нечто важное.

– Еще какие-то военно-морские приказы, я слышал, как они разговаривали. Оба были в восторге. Потом поглядели на меня, засмеялись и больше ничего не сказали.

"Всем военным писарям доверяют, – подумал Пейсли. – Но некоторым доверяют больше, чем другим. Писарям, работающим в запертой комнате внутри запертой комнаты. И с чего бы это они смеялись? Секрет внутри секрета? Чувство превосходства? Им известно что-то такое, чего не знают остальные клерки”.

– Я бы хотел знать, над чем работают Андертон и Фойл. И ты можешь выяснить это для меня.

– Нет, пожалуйста, не просите об этом! – побледнел Джорджио. Его оливковое лицо приобрело землистый оттенок.

– Я не прошу, Джорджи, я велю.

– Я не могу, правда, вы не знаете…

– Нет, знаю, – Пейсли подался вперед, глядя собеседнику прямо в глаза, и в голосе его зарокотала угроза. – Я написал письмо, перечисляющее ряд любопытных фактов, о которых ты мне поведал. Не пора ли мне его отправить? Для тебя это будет означать тюрьму, унижение, а то и повешение. Разве не к повешению приговаривают за предательство в военное время?

Онемев от ужаса, Джорджио только ловил воздух, широко разевая рот, как выброшенная на берег рыба.

– Но я щедрый человек, – сложив десятидолларовую купюру пополам, Пейсли передал ее собеседнику. – И в следующий раз, когда узнаешь, тебя будет ждать еще столько же. Ну, недурно, а?

Пейсли широко ухмыльнулся, когда коротышка сграбастал купюру и, пошатываясь, вышел из пивной. А Пейсли постучал по столу, заказав еще выпивки. Денек, судя по всему, выдался удачный.

Матрос Уэбб широко зевнул, потом описал полный круг, топая по металлической палубе. Выстоять ночную вахту, не засыпая, очень нелегко. Два часа на посту, четыре часа отдыха. Эти четыре часа пролетели, как единый миг, потому что он спал, – зато другие два на вахте тянутся целую вечность. Звезды над головой мерцали крохотными светлячками на фоне бездонной черноты небес, луна висела узеньким серпиком над западным горизонтом. А что это на востоке, уже посветлело? Он поднес к глазам ночной бинокль. Да, там уже светает. В тропиках рассвет настает быстро. Уэбб снова с прищуром всмотрелся через бинокль, потом оглядел горизонт в разгорающемся свете утра, повернувшись на юг вплоть до четких очертаний гор, встречающихся с морем. И вдруг замер… Что это за крохотное темное пятнышко? Непонятно. Он протер глаза, поглядел снова – да, определенно.