– Беда с тобой, – вздохнула Женя и налила чай в блюдечко, –пей спокойно, не жадничай, никто не отнимет.

Спустя полчаса она привела меня в комнату, где на дверивисела табличка: «Палата интенсивной терапии».

– Ложись, – велела Женя, указывая на железную койку,окруженную аппаратами, – ничего не трогай, поняла?

Я кивнула. Но медсестра решила на всякий случай припугнутьидиотку до полной отключки.

– Это страшные вещи, все под током, только прикоснешься,убьет.

Я скосила глаза, увидела, что ни один из штепселей невоткнут в розетку, и постаралась изобразить крайнюю степень ужаса.

– Ну, ну, – успокоила меня Женя, – не трясись, сами этижелезки на тебя не прыгнут. Укладывайся, вот одеяло.

Вымолвив последнюю фразу, девушка ушла, не забыв повернуть взамке ключ. Я полежала пару минут, борясь со сном, потом слезла с койки,прихватила одеяло, распахнула окно и выскочила наружу. Хорошо еще, что тут небыло решеток, хотя, с другой стороны, ну зачем они в палате реанимации, тамклиенты лежат тихонько, опутанные трубками.

Замотавшись в одеяло, я понеслась назад и на этот разпреодолела забор без каких-либо трудностей. Одеяло пришлось бросить у подножиярешетки, зато напрочь разорванную куртку я отцепила и прихватила с собой.

Сами понимаете, что домой я попала в четыре утра. Вошлатихонько, не желая будить Капу, и наткнулась на старушку, громко рыдающую вприхожей.

– Что случилось? – перепугалась я.

Увидеть плачущую Капу было так же странно, как услышатьпоющую Плисецкую.

– Люся умерла, – пробормотала Капа.

– Как??

– Не знаю, вернулись с Левой домой, а она лежит бездвижения.

Из кухни вышел Лева.

– Звали ее гулять, капусту предлагали, даже не шелохнулась.Совсем умерла, жалко-то как.

– Ванька с ума сойдет, – причитала старушка, – ему Люськалучше жены была.

– Вызвали ветеринаров, – сказал Лева.

– Зачем?

– Так увезти надо, похоронить.

Мне стало нехорошо, может, Люся скончалась, объевшись мясом?

Я прошла на кухню и увидела неподвижную ящерицу. Глазазакрыты, на морде умиротворение. Не похоже, что бедолага страдала передсмертью. Вдруг вараниха мирно почила от старости?

– Сколько она у вас жила?

– Три года, – всхлипнула Капа, – а что?

Я не успела ответить, потому как прибыла ветеринар, усталаяженщина, сразу, впрочем, оживившаяся при виде нашей стаи.

– Приятно видеть здоровых и веселых собак с кошками, –заметила она, поглаживая Рамика, – в чем проблема, кому нехорошо? На первыйвзгляд ваши питомцы смотрятся отлично!

– У нас Люся умерла, – сказала я, – вот, проходите сюда.

Врач последовала на кухню.

– Похоже, это варан, да?

– Сами так думаем.

– Я вообще-то больше по кошкам и собакам, – призналасьдоктор, – хотя сейчас у людей кого только дома не встретишь!

Она присела возле Люси. Мы замерли над ними словно тристатуи, изображавшие скорбь.

– Отчего вы решили, что она умерла? – воскликнула ветеринар.

– Ну лежит, глаза закрыты, не шевелится, не дышит, –принялся перечислять симптомы Лева.

– Очень даже дышит, только тихо, – показала доктор пальцемна мешок под пастью варанихи. Мы вгляделись в Люсю. И правда, кожа еле-елешевелилась.

– Но она всегда такая бодрая, по коридору носится, толькокогти цокают, – объяснила Капа, – а сейчас вон какая штука приключилась.

– Насколько помню, – вздохнула ветеринар, – резвостьпроявляет лишь голодный варан, поев, он впадает в спячку, переваривает пищу.

– Но я кормила ее каждый день! – возмутилась Капа.

– Чем?

– Овощами!

Доктор рассмеялась:

– Совершенно неподходящая пища, вараны – хищники, поэтомуона у вас и носилась по коридору, как угорелая, голод не тетка. Похоже, правда,сейчас она от пуза наелась белковой пищи. Поняв, что с Люсей не произошлоничего плохого, я осмелела:

– Я дала ей утром много мясного…

– Ага, – кивнула ветеринар, – и вот результат, глубокий,здоровый сон. Не пугайтесь, варан может так три-четыре дня лежать, доследующего принятия пищи.

Мы проводили приветливую докторшу до лифта.

– Одно скажу, – вздохнула Капа, оглядывая спящую Люсю, –сама перестану есть мясо.

– Это почему? – удивился Лева.

Капа ухмыльнулась:

– До сих пор понять не могла, отчего это, как поем, так итянет в сон. Теперь ясно, все дело в белковой пище, отныне перехожу на сыруюкапусту, стану бодрее Люси.

– Уж лучше ешь мясо, – вздохнула я, – а то за тобой неугнаться будет.

Утром я набрала всплывший в памяти номер и попросила:

– Позовите Лену.

– Здесь такая не живет.

– Елена Морозова у вас не прописана?

– Мою дочь зовут Евгения Морозова, – ответил спокойномужской голос, – может, вы имя перепутали?

– Нет, нет, именно Елена.

– Ошибка вышла.

Дрожа от нетерпения, я восстановила в уме следующие цифры,на этот раз ответила сильно простуженная женщина:

– Алло.

– Можно Лену.

– Нету ее, – вздохнула тетка, – с работы не приходила. Чтопередать?

– Куда же Лена подевалась? – удивилась я. – Дежурство еедавно закончилось, это из больницы беспокоят. Подскажите, где сейчас Ленкунайти можно? Начальство велело всенепременно дозвониться.

– Кто говорит?

– Женя, – бодро соврала я.

– А, деточка, добрый день, не признала тебя, а ты, наверное,удивилась, когда такой жуткий голос услышала. Это я, Ольга Николаевна.