Рука Фаррана, крепко сжимающая мое плечо, заставляет меня повернуться к нему.

– О чем ты?

– Не радуйтесь слишком рано, – горько смеюсь я, – он со всей серьезностью заявил, что папа вступил в союз с Монтгомери.

– Нет, Эмма! – напряженно стонет Эйдан.

– Интересно. Ну, это легко проверить, – говорит Фарран голосом, похожим на треснувший лед. Эйдан таращится на меня так, словно я сейчас предала его.

Фарран удерживает Эйдана руками, который распахивает глаза и спотыкается, делая несколько шагов назад. Его страх горит, как кислота, на моей коже. Я хотела бы сказать ему, что беспокоиться не о чем, что Фион просто прочитает мысли, чтобы узнать, о чем они с Монтгомери договорились. Но напряжение в комнате нарастает. Через некоторое время воздух вокруг Фаррана начинает дрожать. Я щурюсь и концентрируюсь на очертаниях его фигуры, пока не вижу беспокойную тень, которая растекается вокруг него, словно темная аура. Так близко, что ее можно коснуться рукой. Я осторожно вытягиваю пальцы. Безрассудно, но я боюсь получить что-то вроде удара током. Но когда мои пальцы погружаются в темноту, происходит нечто совершенно неожиданное: мрак растворяется, и яркие лучи света обвивают мою руку, словно лента. Я торопливо отдергиваю пальцы и смотрю вверх. Никто не контролирует свою мимику так хорошо, как Фарран, но я вижу слабую ярость в металлической вспышке глаз, прежде чем он поворачивает голову и отпускает Эйдана, который, белый как мел, отшатывается от стола и крепко обнимает себя обеими руками.

– Якоб Макэнгус был вороном, Эйдан. К сожалению, он оставил нас в канун Нового года, – кашляя, говорит Фион твердо, – это был сильный удар для всех нас. Мужчина, с которым ты общался, – сокол.

Крошечная искра надежды гаснет во мне так же быстро, как и разгорелась.

– Но он сказал, что приходится Эмме отцом. Невозможно притворяться так правдоподобно! – Эйдан запинается и умоляюще смотрит на меня. – И у него есть наше совместное фото на мобильном!

Я никогда не думала, что Монтгомери опустится настолько низко. По спине пробегает ледяная дрожь.

– Папа упал в тридцатиметровую пропасть в канун Нового года. Соколы забрали его тело с собой. Его телефон спрятан в надежном месте. – Лицо Эйдана потеряло всякое выражение. – Не могу поверить. Почему они сделали это?

– Потому что вы харизматичны и наделены необычайными дарами, а также являетесь наследниками моей империи и доверенных лиц. Вы наше будущее, – мягко объясняет Фарран. Он поднимает руку и смотрит на часы, – уже поздно. Твои родители уже высадились на берег. Они прибудут сюда в любую минуту, – я вонзаю ногти в ладони, думая о встрече с Каллаханом, убийцей Джареда. От Фаррана не ускользают мои чувства, – твой отец – трудный человек, и у Эммы есть все основания ненавидеть его. Но он сходил с ума от беспокойства, когда ты пропал. Пожалуйста, дай ему шанс.

Здорово. Неужели я наивно полагала, что он привлечет его к ответственности, если приму его предложение стать наследницей?

У меня покалывает кожу головы, и я изо всех сил пытаюсь подавить желание погрузиться в эмоции Фаррана, чтобы он не пытался проникнуть в мои мысли.

Каллахан получит заслуженное наказание, Эмма. Я клянусь тебе. Но это не произойдет в одночасье. Он вовлечен во многие финансовые операции Sensus Corvi. Тебе следует научиться контролировать желание мести, быть терпеливой, планировать стратегию на более длительный период времени и наносить удары только тогда, когда ты, а не он, держишь все козыри в руке. Это твой первый урок в качестве моей преемницы. Докажи мне, что ты справишься.

– У тебя есть четверть часа на все. А пока я поприветствую твоих родителей и подготовлюсь, – громко добавляет он.

Чепуха!

Мои глаза следят за Фарраном, когда он проходит мимо Эйдана с миловидной улыбкой на лице, открывает дверь отпечатком большого пальца и скрывается за красно-коричневой массивной дверью.

Господи! Что теперь делать? О чем говорить с человеком, на шею которого ты бросилась, хотя он тебя не знает! Боже, как стыдно!

Не знаю, как долго мы просто стоим, но шелест одежды подсказал мне, что Эйдан приближается. Я тщательно осматриваю свои грязные кроссовки, будто мне срочно нужно оценить каждый грязный подтек. Его рука попадает в поле моего зрения.

– Привет, Эмма Макэнгус. Я Эйдан Каллахан. По крайней мере, так ты говоришь. Неизвестно, правда ли это. Но я точно уверен в одном. Если дашь мне возможность познакомиться с тобой поближе, то я даже разрешу называть меня Джорджи-Порджи[12].

Сердце бешено стучит в груди, будто мечтает станцевать чечетку, и напряжение внезапно исчезает. Я пожимаю ему руку, подавляю ухмылку, которая пытается подкрасться к моему лицу, после произнесенного им имени героя из детской песни, и смотрю на него.

Лицо Эйдана выражает открытое любопытство. Нет, больше. Нежность. Такую знакомую и в то же время совершенно чужую. И вдруг я понимаю, что изменилось. Эта надменная самоуверенность, из-за которой многие девушки теряли рассудок, отсутствует. Ладно.

Я могу жить с этим. Но мне нужно кое-что узнать.

Мы медленно опускаем руки.

– Почему именно я? То есть потеря памяти дает тебе уникальный шанс начать все сначала. Тебе не следует торопиться с этим. Ведь ты можешь узнать, кто тебе нравится и…

– Нет, – он отмахивается и застенчиво улыбается, – я пытался, честно, но это не работает. Сущая катастрофа.

– Ты уже пробовал? – возмущение вырывается из меня, и в следующий момент возникает желание откусить себе язык.

Он тихо смеется и подходит немного ближе, настолько близко, что между нами может поместиться лист бумаги, причем только один. И тогда его голос становится непреодолимо волнующим, с низкой интонацией.

– Эй. Ты невероятно милая, когда ревнуешь. А если злишься, как сейчас, так вообще. С тех пор, как ты появилась перед книжным магазином Эми, мое тело потеряло контроль, и разум отключился. Я сражался с невидимым парнем, встретился со странными типами на корабле и гнался за тобой по Центральному парку. И ты серьезно спрашиваешь, почему? – Эйдан поднимает руку и нежно заправляет прядь моих волос за ухо.

Я смотрю на него зачарованно. Не могу пошевелиться. Его лицо приближается, и я теряюсь в прекрасных глазах.

– У меня только одно воспоминание, Эмма Макэнгус. И мне нужно выяснить, связано ли оно с тобой. Потому что только оно имеет значение, – теплое дыхание касается моих щек. Когда длинные, красиво изогнутые ресницы опускаются, он продолжает: – Я помню дождь, штормовой ветер и холод. Но кто-то был рядом со мной. Тот, кто значит для меня больше всего на свете. Звуки дождя всегда оставались наипрекраснейшей вещью, которую я только мог представить, – он снова открывает глаза и серьезно смотрит, – пока я не вспомнил о поцелуе, который произошел под дождем.