– Опухоль мозга.

Большие, напольные часы отсчитывали минуту за минутой, унося безвозвратно жизнь, приближая смерть, и двое, молча, лишь теряли драгоценное время.

– Но ведь делают операции! – очнулся Вилланд.

– Делают. Я даже примерно знаю как, я же врач. Но у военного пенсионера и за сто лет не наберется той суммы, что требуется для операции.

– С деньгами я могу помочь!

– Уже слишком поздно. Любое вмешательство будет фатальным для меня. Но, несмотря на боли, я всё же хочу побыть немного в этом мире – с женой, дочерью, другом, – Йохан взял бокал с водой и сделал несколько глотков.

– Вилл, – он строго посмотрел в глаза собеседнику, – ты ведь пришел не просто так.

– Я… просто… – Отрицать было бессмысленно. Чувствуя присутствие смерти, Вилл хотел поговорить обо всем, что только придет в голову, но он действительно пришел не просто так.

– Ты прав, – признался Вилл.

– Не стыдись этого. Всем, так или иначе, что-то нужно друг от друга.

– А что же тогда нужно тебе от меня?

– Для начала уже неплохо было увидеть тебя, – сказал Йохан, улыбнувшись, но рот тут же скривила гримаса боли, – у нас не так много времени! Не хочу, что бы ты увидел, как я кричу и извиваюсь на кровати как змей в очередном приступе. К делу!

Вилл не знал, как начать. Целую неделю он думал об этом разговоре, но когда момент настал, слова склеились в липкий комок мыслей.

– Мартин. То есть Мозес он… – Вилл бросил взгляд на Йохана. Молодой внутри, жизнерадостный доктор сидел под маской больного старика и смотрел ему в глаза.

– С ним что-то случилось? – беспокойно спросил доктор.

– Случилось. Он не тот, кем я его считал.

– В первую очередь он твой сын.

– Он еврей! – воскликнул Вилл и замер, закрыв рот рукой, но Йохан не дрогнул и мышцей на лице.

– Я знаю, – тихо сказал он.

– Что? Откуда?

– Я лечил его, еще когда он был Циммерманом. Я

думал, что ты знаешь.

– Ничего я не знал! И ты не сказал мне об этом?

– А это что-то меняет?

– Это меняет всё! Ты забыл кто я?

– Ты Вилланд Мердер: человек, который приютил у себя чужого ребенка и воспитывал как своего.

– Черта с два так было, если бы я знал кто он! Разве ты мне друг после того, что скрыл это?

– Самый настоящий. Ведь именно ко мне ты пришел поговорить об этом, – Вилл знал, что Йохан прав, но обида еще свербела в душе.

– Роза рассказывала мне о нем. Кажется, он стал именно тем, кого ты и хотел: верным партии и идеям, активным деятелем и даже командиром отряда. В отличие от Йозефа, да?

Он попал в точку. Родной сын разочаровывал отца чаще, чем приёмный, непримиримой расы ребенок, ставший воплощением его мечты.

– Разве воспитание важнее крови? – дрожа, спросил гость.

– Разве кровь вообще что-то значит?

– Всё! – ответил Вилл.

– Почему же ты тогда взял подкидыша, если кровь значит всё?

Вилл ничего не мог ответить. Может просто потому, что с первых дней полюбил ребенка? Но признаться в этом, равно измене, и он молчал.

– Пусть в нём нет частицы твоей крови, но в нем частица твоей души, – продолжал Йохан, понимая, что времени на молчание нет, – часть твоей личности, характера и темперамента отпечатались в нём и ты с этим уже ничего не поделаешь.

– Так что мне тогда делать? – спросил Вилланд, но Йохан скривил лицо и закричал так, словно они опять попали на поля сражений, только вокруг не свистели снаряды и пули, а враг не шел в наступление, враг был уже в его голове, медленно разрушая мозг.

В спальню вбежала Майя, – Опять! – вскрикнула она.

– Что происходит? – испуганно спросил Вилл.

– Приступ. Уходи! Ему нельзя волноваться!

Делая неуверенные короткие шаги, Вилл не отрывал взгляд от Йохана, пока не столкнулся с кем-то.

– Ой! Простите, – сказал Роза, и убежала в другую комнату. Крики и стоны становились невыносимы, и Вилл покинул квартиру.

***

– Где ты был, Вилл? – спросила Селма сидя в плетеном кресле перед домом. Она отложила в сторону очередную книги из обширной домашней библиотеки. Позволить себе такой досуг она смогла только когда муж пойдя на повышение нанял домработницу и избавил Селли от рутинных домашних дел. Вначале она была против этого, будучи не в силах смириться с тем, что незнакомая женщина убирается в её доме и кормит её семью. А затем, получив уйму свободного времени, Селли не знала, как им распорядиться. За годы она привыкла к простому распорядку – готовка, уборка, прогулка с детьми, иногда с мужем. Готовила и убирала теперь домработница, дети подрастали и всё реже были дома, а Вилл часто возвращался со службы поздно вечером. Время для неё словно остановилось, и она поняла как много часов в одном дне. Сначала она ходила к подругам, но они либо были на работе, либо занимались теми же домашними делами. И Селма уже хотела просить мужа избавится от домработницы, когда занятие шитьем надоело, а попытки рисовать не удались, но однажды она зашла в гостевую комнату, где еще её покойный отец собрал библиотеку. За одной из книг незаметно пролетел целый день, потом другой. От любовных и бульварных романов она переходила к классике. И Селма больше не скучала по домашней рутине.

Вилл не отвечал.

– Вилл!

– А? Что?

– Где ты был?

–Навещал Йохана. – Селма захлопнула книгу забыв положить закладку.

– А ведь мы и, правда, давно не встречались с ними! Ты пригласил их на ужин?

– Боюсь, они не придут, – он опустил глаза и зашаркал на месте ногами.

– Что? Ты их чем-то обидел?

– Нет! – воспротивился Вилл и рассказал про болезнь Йохана. Селма покачала головой и тяжело вздохнула.

– В таком случае мы сами должны к ним придти.

– Не помню, что бы нас приглашали.

– Йохан будет рад нас всех увидеть, хотя бы напоследок.

– Думаю да.

– Возьмем с собой детей. Все же он спас тогда от болезни

малыша Мозеса.

– Если успеем, – суетливо заметил он, – ему всё хуже.

Вилл знал про Мозеса, этого было достаточно, и он не желал, что бы хоть еще кто-нибудь догадывался об этом. А Йохан на смертном одре мог рассказать правду.

– Если успеем, – повторил Вилл.

7.

Одним телефонным звонком Вилланд и сыновья были вызваны на службу. Отец, на своем новеньком автомобиле подбросил братьев до места сбора, а сам поехал дальше.

На площади собрались отряды гитлерюгенда со всех частей города.