– Эй, а тебя я еще не видел с нами, – прошипел Йозефу Гюнтер.

– И что? – удивился он.

– Как что? Откуда я знаю, можем ли мы тебе доверять!

– Я брат Мартина, – сказал Йозеф. Гюнтер удивленно захлопал глазами.

– Вы ничуть не похожи.

– Хочешь сказать мы с Эбом две капли? – вмешался Ортвин, услышав неловкий разговор, – Разве брат этот тот, на кого ты похож? – обернувшись, Гюнтер посмотрел на них. – Мы с братом можем быть и совсем разные, но и он и я всегда уверены, что поможем друг другу несмотря ни на что. Вот это значит быть братьями, – с напущенной торжественностью сказал он. Гюнтер не хотел спорить, видя, что у Ортвина на поводке оглобля размером со шкаф, хотя и засомневался в искренности их братских отношений.

– А мне всегда казалось, что вы братья, разве нет? – спросил Ортвин, потрепав за плечи Ганса и Фрица.

– Что? Нет. Мы знакомы то не больше года, – ответил один из них.

– А как будто всю жизнь!

– Это еще почему? – удивились оба и задав вопрос одновременно.

– Вот именно потому! Если молчите, то оба, вместе, если говорите, тоже вместе.

– Просто я люблю те же вещи, что и Ганс, – сказал Фриц.

– А я ненавижу то же, что и Фриц, – сказал Ганс.

– Браво! – зааплодировал Ортвин, – Вы больше братья, чем любой из нас!

– Нет, просто мы друзья.

Не держа в руках ни кувалды, ни даже камня, отряд Мартина выделялся среди бушующей толпы. Улицы были покрыты осколками окон. Прямо перед ними крепкий штурмовик волочил за бороду старого еврея. Очевидцы весело загоготали, когда дед упал, и штурмовик стал тащить его прямо по брусчатке, держа за бороду, словно на поводке. Мальчишки сокрушались, что еще не приложили к погромам руку, но командир требовал терпения.

– Подождите! – вскрикнул Гюнтер и остановился. Его взгляд приковала одна из многих витрин бесконечно тянущихся вдоль первых этажей. Она была еще целой, а шестиконечная звезда блестела совсем свежей краской, источая токсичный запах.

– Что еще? У нас нет на это времени!

– Я ждал этого десять лет! – Гюнтер схватил с земли камень и швырнул в стекло, но то лишь слегка треснуло.

– Чертов стекольщик! – яростно завопил он и бросил камень побольше, но трещина только слегка расползлась. Гюнтер тяжело задышал, а по щеке скатилась едва заметная слеза. Но вдруг в злосчастное стекло прилетело еще два камня, затем уже четыре. Фриц, Ганс, Ортвин и Эб взяли еще по камню. Надежду внушал здоровенный булыжник в руках Эба. Он тяжело ухнул, и победоносно швырнул камень, разбив толстое стекло. Осколки падали и растворялись среди тысяч подобных. Лицо Гюнтера просияло, и он готов было ворваться внутрь, круша всё на своём пути, но Мартин поторопил отряд.

– По дороге расскажешь эту занимательную историю! Мы и так уже опаздываем! – сказал командир и, не оборачиваясь, пошел вперед. Отряд безропотно последовал за ним. Раньше, обязательно кто-нибудь возмутился, но сейчас никто не хотел спорить с убийцей Мозеса Бернштейна. Только Йозеф задержался на минуту и, плюнув на всё, схватил камень. С краю, оставался не выбитый кусок стекла и он, прицелившись, бросил снаряд. Глазомер подвел, и Йозеф угодил в окно квартиры выше. Из окна показался силуэт испуганной девушки, и Йозеф пристыженный поспешил за отрядом, пряча лицо.

– Так что там с этой витриной? – спросил Ортвин, озвучивая всеобщий интерес.

– Давняя история, – нахмурившись, сказал Гюнтер, – мой отец, был потомственным стекольщиком, выдувал разные изделия вазы и графины. И даже в кризисные времена, ему удавалось не лишиться всего, но однажды появился этот магазин, – он запнулся, словно не желая дальше рассказывать.

– И что потом? – спросил Фриц.

– Типичная история! Тот магазин, – он указал пальцем на оставшийся позади прилавок, – открыл еврей. Он не был стекольным мастером, но продавал стекло и изделия из него. Где-то скупал дешевле и продавал всю эту дрянь так, что у моего отца клиентов становилось всё меньше. Тогда и я узнал, что такое мечтать пусть даже о корке хлеба лишь бы заглушить это сосущие чувство в желудке. Но голод был ничтожен по сравнению с тем, что я увидел, едва мне исполнилось шесть лет. То место, – он снова указал большим пальцем на разбитую витрину, почти исчезнувшую из поля зрения, – то место я мечтал разрушить большую часть жизни, – теперь даже Мартин замедлил ход, прислушиваясь. – Уже после разорения, мы гуляли с отцом и, проходя мимо этой лавки, он схватил камень и швырнул в витрину, но она не дала даже трещины. Он поднял камень и попытался еще, тот же результат. Поганый жид вышел из своего гадюшника и, улыбаясь, постучал по стеклу – Бельгийское, трехслойное, – сказал он гордо ухмыляясь. Тогда ноги отца подкосились. Он упал на колени и зарыдал. Через два дня он повесился в своей мастерской, – подвел итог Гюнтер и только шум погромов не дал гнетущему молчанию подчеркнуть трагичность истории. Они вновь ускорили шаг, и Мартин воскликнул – «Пришли!»

Возле высокого старинного здания толпились другие отряды гитлерюгенда, а у входа стояли, рыча двигателями несколько грузовых машин.

– Где мы?

– Да, где? – дублируя друг друга, спросили Фриц и Ганс.

– Религиозная школа, – прошептал Йозеф.

– Верно. Еврейская религиозная школа, – уточнил Мартин. Приближаясь, они сливались с остальными, ждущими отмашки бойцами пока полностью не растворились в толпе.

– Заперто! – кричали где-то у входа.

– Значит ломай!

Тяжелые, старинные ворота, неохотно поддавались на уговоры кувалдой и топорами, но это был лишь вопрос времени. Осада могла завершиться, очень скоро перейдя в наступление. Парень, со шрамом на лбу и редкими юношескими усами взобрался на крышу грузовика и сделал объявление:

– Берите их себе по размеру! Юнгфольк в корпус начальных классов, гитлерюгенд в старшие! Жидёнков хватит на всех! – толпа одобрительно заликовала, – и тащите всех по грузовикам, мы приготовили для них путешествие! – по рядам пробежала волна восторга.

– А Эб пойдет хватать учителей и всех взрослых! – гордо сказал Ортвин и привстал на носочки что бы похлопать по плечу брата.

– Он же сказал, берите себе по размеру, так что Эбу придется таскать сразу по трое взрослых! – сказал Мартин и все, ухмыльнувшись, закивали, все кроме Эба.

Йозеф смеялся вместе со всеми. Но когда он собрался с мыслями, своими собственными, а не с царившим коллективным разумом, что на миг овладел им, он вспомнил Киппа, Дирка и Вигга. Никого из них он не видел на погромах.

Осенняя ночь осветилась холодной луной и горящими еврейскими кварталами. Раздался крик, когда наконец дверь в религиозную школу слетела с петель под натиском незваных гостей. С