Саб медленно кивнул.

— Ты понимаешь, чего с ними сделали? — кажется, Кир решил, что намеков довольно.

— Да.

— А теперь — внимание, вопрос. И Фэб, и Эрл, и все остальные — будут настаивать на том, что раз оно так работает, не надо трогать, — голос Кира обрел серьезность, вся наигранность разом пропала. — Особенно, конечно, будет кипятиться Эрл, к гадалке не ходи. Потому что это воссоздание утраченных органов, и несколько сложных операций — больше месяца в плюс к работе. Но…

— А Фэб?

— А Фэб тебе выдаст, что это решение должны принимать не мы, а они сами. Я с Фэбом, в отличие от тебя, туеву хучу лет живу в одной семье, и работаю на одной работе. И знаю, что он скажет, религиозный наш. Что, де, они так привыкли, и не надо, и обменка, и психическое состояние, и пусть решают самостоятельно, и всё прочее.

— А ты считаешь…

— А я считаю, что надо делать, причем до того, как дадим сознание. Обязательно. У рыжего темперамент, если объективно судить, двадцать из десяти, и…

— Я заметил, — Саб потер челюсть. Потер именно в том месте, в котором её полутора годами раньше сломал Кир. — Ит, впрочем, тоже… да. Это он на первый взгляд спокойнее, а когда до дела доходит…

— И это абсолютно нормально, — кивнул Кир. — Бертик так и вообще… она же, когда с ними у неё началось, была давно не в девочках, и ей было, с чем сравнить. Не особенно много, но было. Она их обожает, и отнюдь не только за то, что они ее на руках носят, и пылинки с неё сдувают. Мне она, уж буду честен, про секс между ними рассказывала, и, по ее словам, каждый раз — как первый. Дорогого стоят такие откровения? Вот то-то и оно. Это часть жизни, а жизнь должна быть полноценной, согласен? Поэтому я за операции. Нужно восстанавливать.

— Я не спрашивал у Эри, но… — Саб отпил глоток самогона, поморщился. — В считках есть момент, когда это произошло?

— На этапе воссоздания, причем здесь. То есть некто, уж и не знаю, кто именно, перекроил им тела сразу после того, как они были воссозданы. До сознания, видимо. Вот прямо сразу. Мало того, они толком даже не знали, какие у них должны были быть признаки расы, им никто не рассказал. Мы с ребятами немножечко посмотрели, и… — Кир осекся. — Я не смог все это видеть, вот честно. Тошно. Такое лицемерие, такое ханжество… гадость. Если кратко, то был скандал, который кончился ничем. Ну да, было вмешательство, вас адаптировали к условиям мира и социуму. Ничего страшного. Ну, нате вам компенсацию. Ну, можем исправить, раз вы такие сволочи назойливые, и права качаете. Конечно, они отказались, и дело заглохло. Так и жили дальше, а что оставалось?

— А вот этого я не знал, — покачал головой Саб. — Ну и ну. Удаление части репродуктивной системы…

— Это называется — кастрировать, — Кир, как всегда, был прямолинеен. — Отхреначили всё, что было от рауф. Оставили человеческое, но и то… гм… развязали, видимо, просто гормонально, чтобы вопросов не было. И корректировали на протяжении всей жизни здесь, причем исподволь. Потом корректировка, конечно, слетела, когда ее делать прекратили. Саб, слушай, вот честно тебе скажу — солнце часть этого всего открывал, мне кое-что перекидывал, но пересказывать всё, что я видел, у меня никакого желания нет.

— Давай еще выпьем, — Саб потянулся за следующей бутылкой. — Хорошо, что ты мне сейчас это всё рассказал. Спасибо. Ты правильно сделал.

— Это я и сам знаю, — хмыкнул Кир. — Будем теперь честными сами с собой: тебе с ними жить. Ну, по крайней мере, ты этого хочешь. Ведь так?

Саб неуверенно кивнул.

— Это, получается, и в твоих интересах тоже, — констатировал Кир.

— На счет жить — не знаю, — Саб опустил голову, и уставился в свой стакан, словно там, на донышке этого стакана, находился ответ на мучившие его вопросы. — Я всё понимаю. И что скорее всего они меня не примут, просто пошлют, не станут общаться… Кир. Пойми. Я ведь тоже старый и опытный, и жизнь у меня была отнюдь не сахарная. И не планировал я ничего, не думал даже. Точнее, думал, что лягу там, на Node, но ведь это твои меня вытащили…

— Наши, — Кир слабо улыбнулся. — Наши вытащили. Они в тебе тоже что-то увидели, пойми.

— Что именно?

— Душу. Просто живую душу, видимо. Сначала. Потом — что-то ещё. И помни, дорогой бог смерти, ты — часть этой истории. Одно то, что у их родителей были сделанные тобой фигурки… Нет, Саб. Нет. Не пошлет тебя никто, уж поверь мне.

— Фигурки? Но они-то про это не знают, откуда бы…

— А что, рассказать нельзя? И расскажем, и покажем, — Кир вытянул третью бутылку, и разлил по стаканам зеленоватую жидкость. Принюхался. — Блин! Я идиот! Это абсент… нет, ну надо так лохануться было. Хотя, в принципе, семьдесят градусов…

— Сколько градусов? — опешил Саб. — Семьдесят?

— Семьдесят, — подтвердил Кир.

— Давай его соком разведем, — попросил Саб. — Мы домой не долетим. И ты мясо жарить собираешься вообще?

— А, ну да, точно. Мясо, — сообразил Кир. Встал, его слегка шатнуло. Саб засмеялся. — Сейчас.

— Сиди, я сам, — приказал Саб. — Да сядь ты!

— Вот ещё! И не подумаю. Солнце мне тебя сдал, что ты готовить не умеешь совершенно, — Кир наставительно поднял палец. — Учись. Потому что через какое-то время у тебя в актив прибавится двое, тоже готовить не умеющих.

— Эри умеет, — тут же нашелся Саб.

— Ага, Берта тоже умеет, — покивал Кир. — А совесть есть? Чтобы маленькая женщина постоянно кормила всю ораву? Сели, ножки свесили? Не, так дело не пойдет. Ты привыкай, привыкай. А то ишь, бог смерти, хорошо устроился. Хочешь, я тебе расскажу, что тебя так сильно зацепило, когда ты с ними познакомился?

— Давай, — Сабу стало интересно.

— Семья, — Кир усмехнулся. — Что-то целое, единое, понимаешь? То целое, частью которого тебе до одури хочется стать. Вот мне — захотелось,