— А что? Здравая идея… Крамской, когда услышал это, подбрасывал меня на руках от восторга.

— Крамской?

— Мой первый муж.

— Школьный учитель биологии?

— О, ты в курсе.

— Обожаю мезальянсы.

— Он молодой тогда был… всего на шесть лет меня старше. Он, кстати, и нашел первых клиентов… и бизнес на самом деле — он организовал…

— А товар? Кто нашел первый товар?

— А что — товар?

— Да просто твои якобы сгинувшие в тайге родители — удобная сказка.

— Ах, вот вы о чем с Виктором Антоновичем так долго беседовали.

— Он мне ничего не рассказал. Он как бы не имеет права вмешиваться в нашу с тобой семейную жизнь. Чрезвычайно деликатный человек.

— Да, Виктор Антонович докопался до правды. «Верноподданный князь» — так его за глаза называли. Он тогда, хоть и капитанчиком был, у первого лица в питерском ФСБ в услужении состоял… кем-то вроде нештатного денщика… Интересно, кто теперь его король?

— В чем эта ваша правда?! Ответишь ты на мой простой вопрос?

— Правда в том, что Крамской меня обманул. Мои несчастные родители ему понадобились совсем не для того, что их продавать. Он был душевнобольной, он уже тогда совсем с рельсов съехал…

Я свирепею. В глазах краснеет от ярости. Я колочу обо что-то рукой. Эвглена вдруг орет от боли; наверное, я попал, куда надо.

Из операционной выскакивает Елена, заглядывает в палату, секунду глядит на нас.

— А, семейная сцена…

И нет ее.

— Кому и зачем ты продаешь человечину?! — киплю я, с трудом контролируя себя.

— Вы прекрасны во гневе, мой рыцарь, — пытается она улыбнуться. — Ну хорошо… если ты настаиваешь…

Она мне рассказала.

Я выслушал.

Я сам этого хотел, кретин…

Злость, агрессия, — где вы? Гроздья гнева повисают сосульками на моей встопорщенной щетине. Три дня уже не бреюсь… плевать. Теперь на все плевать. Жажда истины сменилась другим сильным чувством — безразличием.

Я думал, жизнь моя поделилась на две неравных части девять месяцев назад — в момент нашей с Эвгленой встречи на том бездарном вернисаже. Оказалось, ошибался. Жизнь моя раскололась только сейчас.

— А почему не бомжей? — вяло откликаюсь я. — Брала бы отбросы. То, что и без тебя бы сдохло. Почему — мы? Зачем эта… — обвожу пространство рукой, — …эта чистота?

— Мои покупатели как раз за чистоту и платят. Это называется — санитарные гарантии. А бродяг, если б хотели, они могли бы и сами в употребление пускать.

— Да ну, не может быть. Бред же! Эвочка, все это бред.

— Скорее, фантастика, — вдруг вступает в беседу забытый всеми Долби-Дэн.

Я подползаю к его кровати.

— О чем ты, малыш?

— О сюжете. Я, признаюсь вам, фанат всего ненормального. Я смотрел много фильмов, прочитал чертову кучу книг, но то, что она тут нагородила, не укладывается ни в одну известную мне сюжетную схему. Отсюда с большой вероятностью следует, что сюжета такого не существует вовсе. Ибо искусство куда больше отражает жизнь, чем жизнь искусство. Я хочу сказать, что если чего-то нет в книгах, то этого наверняка нет и в реальной жизни.

Надежда, как обморок, едва не валит меня с ног.

— Ты считаешь, что моя жена…

— Вариант один. Она психически больна и при этом обладает мощными парапсихическими способностями. Поглотила наше с вами сознание, включила нас в свои видения, и теперь мы тщетно пытаемся выбраться. Барахтаемся, думаем, что погибаем, а на самом деле лежим себе где-нибудь — целехонькие и здоровые.

— Так. Второй вариант?

— Все то же самое, но больны, простите, вы.

Я болен?

Похоже на то. Ощущение сделанности, иллюзорности всего, что меня окружает, преследует меня с первых недель пребывания в этой тюрьме. Уходит, снова приходит…

— Правильно делаете, что не верите, — говорит Эвглена. — Если б поверили — молили бы о последней в этой жизни милости, как я вот Саврасова. Но, мальчики мои, не хочу вам лгать. Моя дочь реальна. Она реальна, мои дорогие.

— Молчали бы, — грубит музыкант. — Личный пример — лучшая форма агитации, это еще большевики знали, дезертируя с фронтов Первой мировой. Почему бы вам СВОИ части тела не скармливать боярским псам?

— Личный пример? — Эвглена страдальчески смеется. — Извольте, — она вытаскивает из-под простыни ногу и показывает культю. — Вот тебе агитация… А теперь посмотри на свои руки, студент. Внимательно посмотри. Твои чудесные длинные пальцы — за каким чертом надо было их состригать?

— Да-да, за каким! За каким, поясните!

— А за таким, глупыш, что с полгода назад знаменитая сука нашего дорогого вице-президента ощенилась. У второго лица государства — время приятных хлопот. Как не побаловать совсем еще маленьких «друзей» игрушками, продлевающими собачью жизнь и укрепляющими их здоровье?

— Маразм! — студент срывается на фальцет.

— Саврасов, ты-то чего замолчал? Для тебя ведь старалась.

— Да подождите! — музыкант не унимается. — У меня было два жутчайший дня, башня работает с большими временными задержками, но даже я понимаю, что в ваших фантазиях нет ни вкуса, ни гармонии!

— Саврасов, угомони мальчишку. Давай поговорим. Подойди ко мне, Саврасов… дай мне руку…

Я и вправду не вмешиваюсь в эту внезапную перепалку. Сделанность нарастает, распухает огромным волдырем. Где хирург, который выпустит гной? Все местные хирурги обернулись поварами, обслуживающими — не Больших Дядей, нет! — всего лишь их четвероногих любимцев…

Даже не поварами, а мясниками.

Если поверить Эвглене, то ампутанты шли на корм для собак, владельцами которых были особо важные персоны с особо толстой мошной. В сыром виде, что очень важно. Мясцо, сахарные косточки… Особый смак, особая польза, — когда жертва еще жива, вот почему нас сохраняют живыми. После «аккорда», сказала Эвглена, мясо теряет в сортности… впрочем, совсем отказаться от «аккордов» пока нет возможности…

Какой в этом смысл? Все просто: собаки, регулярно получающие подобные дозы, не болеют и живут намного дольше обычного. Эвглена давно этим занимается, ею накоплено множество наблюдений. Даже, говорит, пироплазмоз, опаснейшее заболевание, либо не берет псину, либо протекает аномально легко. Короче, результаты не оставляют места для сомнений: метод работает. Сродни тому, как сырое мясо ворона продляет жизнь человека (про эту свою блажь она мне за девять месяцев все уши прожужжала). Феномен пока не имеет точного научного объяснения, — или Эвглену не озаботились познакомить с последними изысканиями, которые, как она подозревает, вовсю проводятся. Впрочем, если секретные научные центры не входят в число ее клиентов, то либо ученые имеют собственную базу для получения «игрушек» (а в таком случае зачем тому же вице-президенту обращаться к какой-то Купчихе?!), либо ее питомник пока что уникален.