Прислоняюсь к подоконнику лоджии и напряженно вглядываюсь в транспорт, мелькающий на ночной дороге. Не мог больше сидеть за столом, где находилась Яна и одновременно Алина. Как одержимый, все время переводил взгляд в сторону второй, когда как должен – в сторону первой. А еще родственники…

Я хотел отметить в ресторане, там легче раствориться в пространстве и в полутьме, когда отключают основное освещение. Знал, что пока не разберусь с бардаком в голове, лучше мне с Алиной не контактировать. Но мама настояла на уютном вечере, как в былые времена. Мол, давно мы не праздновали ничего. После Сони всё было не то. А теперь есть Мия. Пусть малышка знает, что такое семейный сбор, общение. Пусть все познакомятся с ней. Несмотря на то, что день рождения мой, отказать ей я не смог.

Отец озвучил мои собственные мысли, я не особо удивлен, он очень мудр и старается действовать в моих интересах. Раньше – в интересах обоих детей… Я и сам себе напоминаю скитальца без точки опоры. Будто квинтэссенция моей жизни – сплошная дорога.

Но и выхода пока не вижу. Яна не переедет. Я – тоже. А Алина и Мия…тут и говорить нечего. И мысли по кругу. Чертовщина.

Внутри опять нарастает злость на себя. С каких пор я стал в такой степени долбо*бом? Настолько запутавшимся?

И почему…мать твою…рядом с этой девушкой не знаю, куда себя деть?

Возвращаюсь в гостиную, цепляю взглядом клюющую носом дочь и подхожу к ней, беря на руки. В такие моменты, когда она доверчиво кладет на плечо голову, забываясь безмятежным сном, я чувствую себя человеком. Живым существом, удостоенным тепла и света. Только в эти моменты.

В остальное время – меня поглощает мрак.

– Я ее уложу, – кидаю небрежно Алине и двигаюсь в сторону комнат.

Следом за мной заходит она:

– Я только быстро переодену Мию в пижаму, – объясняет.

Наблюдаю за ней, продолжая прижимать к себе малышку. Неторопливые, но отточенные движения. Грация. Даже в таких простых манипуляциях, когда выуживает из дорожной сумки одежду.

Меня внезапно морозит от очевидности того, насколько мы разные. Категорически. Просто несовместимые. Ей действительно подходит этот доморощенный мафиози с его безупречными манерами, а не насильник-псих…

Я сейчас к ней примерялся, что ли?

Да бл*дь! Я даже не пил! Какого…

Алина подходит и указывает на кровать, медленно опускаю Мию и придерживаю корпус, пока ей снимают штанишки. Когда дело доходит до кофты, всё становится сложнее. Наши пальцы постоянно соприкасаются. Это действует на меня, как жалящий укус змеи. Даёт разряд и исчезает. Потому что девушка непременно резко одергивает ладонь, желая быть подальше.

– Ты просто не представляешь, как мне х*ево от каждого такого затравленного действия с твоей стороны. Не даешь и шанса заговорить о том, что случилось…чтобы перешагнуть через прошлое. Мне ломает душу твой недоверчивый взгляд, ожидающий подвоха…

– Ты хочешь поговорить о том, как насиловал меня? – потрясенно перебивает мою внезапную исповедь Алина, отшатываясь.

Именно в этот момент в дверном проеме показывается Яна. По тому, как в ужасе застывают её глаза, я понимаю, что она услышала последнюю фразу. Сжимаю челюсть до болезненного хруста, безмолвно отвечая на этот ошарашенный взор.

Да, дорогая, так и есть. Знакомься с темной стороной моей сущности – безбашенный насильник и несостоявшийся убийца. Как тебе? Что скажешь?

– Там зовут тебя торт резать, – с придыханием выдает потерянно.

Алина резко оборачивается. Сидевшая к той спиной, она её, естественно, не замечала. И теперь наверняка по бескровному лицу жены тоже сообразила, что наша тайна больше не рассчитана на двоих…

В комнате повисла тишина. Зловещая. Как в замедленной съемке за секунду до того, как взрывается мыльный пузырь. Теперь Яна имеет ответы на некоторые свои вопросы и обязательно задаст новые, когда придет в себя. Я сижу истуканом, продолжая прижимать к себе Мию. Так зол и разочарован тем, как она узнала… Я должен был сам рассказать!..

– Я поеду к родителям, так будет лучше, – отрешенный сухой голос режет, взрывает барабанные перепонки, – потом…всё потом…

– Что я наделала? – шепчет в полном отчаянии Алина, когда жена исчезает. – Как же теперь…

– Прекрати, – цежу гневно, – ты ненормальная, ей-богу. Что ты наделала, кроме того, как все эти годы замалчивала трагедию, которая с тобой произошла?! В этой истории ты – жертва, а не палач. И не тебе нести ответственность. Прекрати уже брать на себя тяжесть ситуации. Дай мне поплатиться за содеянное…

Девушка оборачивается и обезумевшим взглядом впивается в моё лицо.

– Ты в состоянии подумать немного о других? Не о себе любимом! Зачем всем знать эту «трагедию», чтобы в дальнейшем мусолить её, а потом, когда Мия подрастет, влить в неё желчь по поводу того, что родной отец – зверь. Зачем?! Достаточно того, что это известно мне! Пока это было лишь между нами, дочь была в безопасности, ясно? Я не хочу, чтобы её когда-либо коснулась эта грязь! Можешь ты хотя бы это осознать? А не убиваться из-за призрачных стремлений очистить совесть!

Это чистейший нокдаун. Я снова проиграл. Признал правоту слов.

Выдохнул злость, наполняясь горечью.

Конченый мудак.

– Яна никому не скажет, – получается произнести спустя пару минут плющащего выдержку могильного молчания, – завтра поговорю с ней…

– Сынок! – мама входит, причитая, – что ж это такое! Яночка так рано ушла… Бледная, нездоровая, словно неживая. А ты тут сидишь…

Аккуратно кладу голову малышки на подушку. Без единого слова встаю и выхожу. Но успеваю выцепить фразу, сказанную Алине доверительным материнским шепотом:

– Может, наконец, беременна?..

Бросает в жар от такого предположения. Я и не помню, когда прикасался к ней последний раз. Даже в коттедже в нашу годовщину просто лег и вырубился. Никогда не спрашиваю у Яны, избегаю этой деликатной темы, чтобы не расстраивать. А теперь вероятность стать отцом второй раз меня коробит. Имею ли право со своим звенящим грузом на такой шаг? Впервые задаю себе этот честный вопрос. И очевидный ответ добивает.

Зотов, ты на дне! Слышишь?!

Накидываю пальто и спускаюсь на улицу. Само собой, Яну сейчас я трогать не буду. Прогуляюсь пару кварталов, охлажу голову. Если она у меня есть. Впечатление, что вместо неё давно стоит футбольный мяч, пинаемый обстоятельствами из стороны в сторону. Внутри – вакуум. Никчемный и удручающий.

Ты на дне, дружище… Ты на дне…

* * *

Ночные бдения привели к тому, что утром я чихал и кашлял, будто глотал снег горстями, закусывая льдом. Планы повести Мию на каток, а потом в развлекательный центр полетели к черту.