по всему нутру слушающего, когда она говорит, и вплетается золотыми прочными нитями под кожу, заряжая тысячами импульсов.

Я не понимал, что в Алине особенного, не считал её ни красавицей, ни роковой обольстительницей. Нет в ней ничего особенного. Нет.

А вот и сюрприз!

Я искал какие-то «особенности», и это было тропинкой в тупик, потому что нет таких элементов! Она вся, просто сама по себе особенная. Вся. Волшебная. Неземная. Самородок. Исключение из правил. Сотканная из света. Я этот свет изначально принял за зло, потому что всё неизвестное пугает, а теперь осознал, как мечтал в нем согреться…

– Отпусти меня, пожалуйста…Дима…

Ну, вот как у неё получается, а? Как? Секунду назад её монолог варил меня в кипятке, вынуждая трепыхаться в агонии. А сейчас впервые сказанное «Дима» бросает в экстаз. Как маньяк, наслаждаюсь нежными переливами тембра и смакую, перекручивая в голове.

Большие пальцы на её щеках приходят в движение, словно щетки стеклоочистителя автомобиля стирая соленые дорожки.

– Не могу, малыш. Не могу… Ты мне так нужна…

За мгновение до того, как наши губы соприкоснутся, Алина успевает закрыть свой рот ладонью, округлив глаза в ужасе. Я натыкаюсь на этот барьер и хмурюсь, не получив желаемого. Но реакция девушки мигом отрезвляет. Я в этих зрачках практически прочитал: «Зотов, какая же ты скотина».

Будто рушусь своим на её лоб и издаю протяжный стон.

– Прости…прости…прости… Боже, я такое чудовище, я так виноват перед тобой. Перед Мией. Перед родителями. Яной… В погоне за толикой мнимого успокоения и заживления этой кровоточащей раны я поставил себе ещё парочку смертельных порезов. Аль…я жрал себя изнутри, я с ума сходил, вспоминая, что творил с тобой… Ведь… – замотал головой, зажмурившись от остроты раскаяния, – ты нетронутая, такая чистая, а я…тебя…запачкал… Пожалуйста, ударь меня. Всади нож. Сделай, что угодно, чтобы наказать… Не принимай это смиренно… Умоляю!

Будто обезумел, схватил девичьи ладошки и стал хлестать себя по лицу. Выпал из реальности. Хотел расплаты от рук девушки. Хотел её ненависти. Злости. Чтобы указала мне моё место, чтобы не смел…желать близости… Потому что уже всё – я пропал.

– Дима! Дима, пожалуйста!

Алина снова рыдала, и на сей раз её взгляд выражал сильнейший испуг. Сколько времени я изводил нас обоих в этом неадекватном состоянии?

Резко отпрянул. Отполз. Поднялся. Пошатываясь, поплелся к выходу. На пороге обернулся. Она обняла себя за плечи и свернулась, спрятав лицо в коленях. Плечи подрагивали, но шум плача приглушала поза. Сломленная, беззащитная, напуганная. Снова я автор её терзаний.

Ноги не держали. Зашёлся безбожным кашлем и всё же доковылял до кровати. Влил в себя остывший суп наполовину, чтобы смочить пересохшее горло и не идти за водой. Откинулся на подушки, выдохнув. Веки смежит.

Но я видел свет…

Господи, я видел свет…я знал, что есть путь из этой ранее непроглядной тьмы.

И у него есть имя.

Глава 21

Никогда прежде проблем со сном у меня не было, организм работал, как налаженный механизм тех же часов. Даже в дни, когда я находилась в плену, усталость и эмоциональное истощение брали своё. А теперь я уже неделю не могу впасть хотя бы в крохотное забвение. С того момента, как вернулась после дня рождения Дмитрия… Димы. Наверное, на подсознательном уровне я больше не захочу ездить в эту квартиру, которая стала для меня местом пыток. Второй раз за полгода я непозволительным образом выплеснула копившиеся чувства… И исключительно из-за этого искусного манипулятора. Что это дало нам обоим? По крайней мере, пока мы не говорили о прошлом вслух, сосуществовать было возможно. А после…такого…я не знаю, как с ним общаться. Как общаться с Яной, которая отныне всё знает? Будем пересекаться на каких-то мероприятиях Мии и вежливо молчать или… Дима сказал, что с ней всё будет улажено. Я не интересовалась исходом, но переживала, как его жена будет относиться…к нему?

Точно сумасшедшая. Правильно нарёк меня в бреду, хлеща моими ладонями по своим щекам.

Только…как объяснить, что это свойство моего характера? Такое не искоренить в тридцать один…почти тридцать два. Проживаю события вместе с другими, пекусь об их благополучии, если знаю, что от меня что-либо зависит.

Да, черт возьми, да! Я же знала тогда, что он не выберется из созданного самим же болота, если я не сбегу. Почему не облегчить страдания человеку, если есть такая возможность? В моей жизни всё равно это мало, что изменило бы. А Диму спасло бы. И это не беспочвенная глупая жертвенность, а попытка установить адекватную шкалу справедливости. Такова я.

Еще с лета, с первой поездки, когда Мия познакомилась с дедушкой и бабушкой, упоминания о моей семье не дают покоя. У Дианы сын… Мурашки по коже. У нашей малышки теперь есть свой малыш… А как поживает ребенок Размика? Или, может, их уже несколько?.. Что с мамой?.. И…с отцом? С окружением, друзьями?..

Загибаюсь под тяжестью этих дум. Зачем Дима разбередил мою душу? Какие гештальты? К чему они, если это ничем не поможет? Я создала свой спокойный маленький мир, нашла центр вселенной в дочери, жила в умиротворении и согласии с собственным нутром…пока не появился он. Желание подарить Миюше счастье иметь обоих любящих родителей сыграло со мной злую шутку. Я думала, это будет что-то сродни партнерских отношений ради благополучия Мии. Но…всё выходит из-под контроля. Он ступает туда, куда даже себе я запрещала заглядывать.

Мне больно… Господи, мне так больно! Потому что я начала оглядываться! Вспоминать! Содрогаться! Прошлое – это не альбом с фотографиями. Не в моем случае. Это выжженные мосты, на горячих углях которых я стараюсь балансировать. Нет сожаления о том, что сделано. Но от этого не легче!

Если раньше моя обыденность состояла из дочери, работы, друзей и мыслей о Гарике…то теперь, после второго разговора с Димой я просто сама не своя. Тени прошлого и грозовые тучи над настоящим и будущим терзают меня сутками напролет. Мне такое совсем не свойственно. Почему рядом с ним я становлюсь такой дикаркой, яростной и неконтролирующей эмоции? Как у него получилось уподобить меня себе? Как?..

Впрочем, мы будто поменялись местами. Когда Дима звонит поговорить с Мией, я вижу, насколько мужчина гармоничен, безмятежен и радостен. Его голос приобрел какую-то новую нотку. Что-то типа тайного знания, ведомого только ему. Это жутко раздражало. Меня! Раздражало! Боже! Я и раздражение? Но, увы! Этот человек вызывал именно стойкое чувство раздражения, да. Которое я, опять же, переняла от него!

Почему? Хороший