снежную корку, звал на помощь, а никто не отзывался. Когда сумел выдернуть ногу из валенка без носка, то обрадовался и босиком помчался к бараку.

Вечером Анна Малявина мерила температуру: «Это надо же босиком по снегу! А все твоя затея, Аркадий!» Отец принес, выкопанную из снега лыжу с валенком, сказал: «Молоток, Ванька. Не пропадешь».

Семилетняя толстушка Верка ходила в гости к Цуканам поиграть. Она очень любила печенье, за что Ваня ее не любил, а особенно за крошки вокруг рта. Играл с ней в двигалки и машинки по нужде, когда не было других пацанят. Верка всем говорила: «Ваня мой дружок», а он хотел дружить с Таней, которая жила в бараке напротив и ходила в детсад с большими белыми бантами на голове.

Летом он зазвал Таню в свой барак, чтобы показать пожарную машину с выдвижной лестницей и новый букварь. Они увлеченно листали букварь. Толстушка Верка подкралась сзади, вырвала из рук книжку. «А вот не отдам, не отдам, пока Танька не уйдет», – радостно смеялась она, высоко задрав вверх руки, и прыгала, прыгала в дощатом тамбуре. Букварь вдвоем отобрали. Верка ушла. Но вскоре вернулась с лыжной палкой. Толстушка Вера, была сильной девочкой, она постоянно ела печенье. Острый металлический конец насквозь прошил Ванину ступню, пригвоздив ее к деревянному полу. Больно стало, когда прибежавший на крик сварщик Игорь Зюзяев, дежуривший во вторую смену, выдернул палку из ноги. Он всем позже рассказывал: «Пацан, даже не заплакал. Кричит: ватой дырку заткни! Под рукой ничего нет, так я Шипром залил рану, тут уж он взвыл, как сирена. Потом ингушка Рая прибежала, бинт принесла…»

Мать говорила каждую зиму – хватит, летом уедем. Многие так же кричали и уезжали, а через год-другой возвращались вновь, чтобы в мать-перемать ругать морозы, северный завоз, дураков начальников, потому что себя дураком считать никто не хотел.

Бродяжничая по магаданским конторам и учреждениям в поисках работы, увидел вывеску «Редакция газеты «Магаданская правда», сразу подумалось: они-то много ездят по области, всё знают, везде бывают.

В отделе кадров женщина пожухлая, но старательно молодящаяся, полистав трудовую книжку с двумя скромными записями, сказала как-то врастяг… «Да-а нам требуется фотограф. Но-о… Пройдите к главреду».

Главный редактор с тюркскими раскосыми глазами – щекастый, улыбчивый, долго расспрашивал о службе в Армии, военном издательстве, где Иван проработал меньше года. Когда заговорил о значимости областной партийной газеты, то сразу преобразился.

– Тут требуется соответствовать, быть примером…

– Так я в московском Воениздате работал и понимаю, – Иван не сдержался, прервал монолог.

– Это похвально. И все же, как у вас с этим делом? – щелчок по горлу в районе кадыка, получился у Главреда звонкий.

– Я в Армии один раз отравился водкой… С тех пор не переношу.

– Это похвально. Но нужен нам фотокорреспондент, а не оформитель.

– Так в издательстве я готовил портреты… Я маршала Епишева переснимал для книги. Знаете такого? Он меня похвалил за обложку, – вбил неоспоримый довод Иван, начиная слегка привирать.

– Как же не знать. Начальник ГлавПУра! – Главред от восторга, поперхнулся слюной.

– У меня телефон маршала сохранился, можете позвонить.

– Нет, нет, я верю. Это, конечно же, необычно. Вот бы с ним интервью для нашей газеты. Вот бы договориться!..

В кабинет без стука вошел сухопарый носатый мужчина с гривой кучерявых волос, побитых проседью, словно инеем.

– Лев Семенович, познакомься. Наш будущий фотокор. Лично знаком с маршалом Епишевым. Введи его в курс дела, обеспечь необходимым. Пристрой. Затем направь на него объективку в отдел пропаганды товарищу Свисткову.

Иван понял, что маршал сыграл в его судьбе важную роль. Епишев похвалил не его лично, а весь художественно-оформительский отдел, но это не имело никакого значения. Определяя в общежитие на улице Советской, Лев Семенович пояснил:

– Это временно. Если продержишься полгода, то малосемейку тебе гарантирую, сможешь девок водить. Здесь остерегись, могут телегу враз накатать о безнравственном поведении. Уволим. А бабу найдешь с квартирой – милое дело. Завтра к девяти, как штык на планерку к ответсеку.

Так быстро всё обкрутилось, что поневоле удивишься. Полдня назад ходил по улицам города, как Бичара, без жилья и знакомых. И вот комната с двумя металлическими кроватями, заправленными по-солдатски темно-синими байковыми одеялами, одежный шкаф, прикроватная тумбочка. Пощелкал выключателем настольной лампы, от вспышки яркого света обдало какой-то веселой радостью – да, это не сон, а взаправду. «Ничего, вот разыщу отца, тогда поговорим», – решил он. Накинул наволочку на подушку и тут же уснул провально, и не слышал, как пришел сосед, как хлопал дверцами шкафчика, словно умышленно пытался разбудить неожиданно появившегося сожителя.

Через месяц Иван хорошо ориентировался в городе, побывал в порту и поселковых окрестностях. Снимал пленочным ФЭДом, а потом подолгу возился с проявкой и печатью фотографий. Ответственный секретарь презрительно кривил губы, подбирал фотографии из своего большого архива, а когда требовалось подкрепить репортаж свежими лицами, то ставил его, Ивана Малявина снимки, каждый раз заставляя проверять и перепроверять подписи к ним.

Грозовая туча нависла неожиданно, когда перепутал фамилию второго секретаря Ягоднинского райкома партии. Главный редактор рвал и метал, грозился уволить. Неожиданно заступился заместитель Лев Семенович. Сказал на планерке:

– С кем не бывает. Помните, как промышленный отдел присвоил директору рудника женскую фамилию. Все хохотали… Я сам переговорю с секретарем райкома. Поясню ситуацию. А чтоб Иван запомнил, лишим его премиальных.

Заведующий отделом писем, толстопузый неряшливый увалень, неожиданно отозвал в сторону после планерки и пояснил, что эти волки поганые, не сказали, не пояснили, что фамилии на слух не записывают, а просят каждого Петра Петровича, писать собственноручно фамилию в блокнот.

– Уверяю, никто не откажет. Наоборот, зауважают. Тут письмо пришло интересное из Билибино. Ты поговори с главным, может, пустят тебя в командировку. Обгалтаешься. Что-то снимешь, что-то напишешь про славных атомщиков.

– Так я не умею статьи писать.

– Я тебе, Ваня, помогу. Ты только факты цепляй. С людьми общайся. Надо, водкой людей угощай.

Командировку выписали легко с какой-то непонятной радостью, словно сослали от греха подальше.

До Билибино больше трех часов лету на пузатой «Аннушке», с посадкой в Среднеколымске. Самолет пожирал пространство час и другой, а внизу бесконечная череда сопок, горных хребтов, рек и озер, где на сотни километров ни дымка, ни дорог, что Ивану казалось удивительным, вместе с темой, которую он замыслил для себя, чтобы поразить напрочь народ в редакции осмысленным очерком об энергетике Крайнего Севера, анализом, цифрами. Хорошо мечталось. Оглядывая огромные безлюдные пространства, он невольно думал: зачем эти станции, если тут ни дорог, ни людей. Ему