– Она случайно тебя не укусила? – холодно спросил у инквизитора через дверь Сангре и, услышав заверение Эспиносы, что он цел и невредим, равнодушно констатировал: – Повезло тебе, вовремя я подошел. И запомни: я не просто жизнь тебе спас. Я тебя от ада избавил. На время, конечно. Цени, собака!

…Загада души не чаяла в Изабелле и ради ее спасения была готова на все, вплоть до того, чтобы на самом деле подставить горло под клыки настоящего вампира. Потому она была бесконечно рада, что не подвела свою госпожу и сумела изобразить все то, что от нее требовал господин кабальеро. А о том, что она сработала очень хорошо, свидетельствовала похвала доньи и… подарок дона Педро – красивые бусы с коричневато-желтыми янтарными шариками. Надо же, как раз под цвет ее карих глаз. Правда, фразу, сказанную при этом господином де Сангре – «Это тебе от самого Фелинни из Канн за лучшую женскую роль второго плана» – она, признаться, не поняла. Зато его красноречивый жест – приложенный к губам указательный палец – был ясен без слов, а уж что-что, но помалкивать она умела.

…Теперь же при взгляде на Эспиносу у Петра мелькнула мысль, что он переборщил с театрализованными представлениями. Желая добиться от инквизитора полного безоговорочного послушания, он, кажется, перегнул палку: больно запуганный у монаха вид. Да и руки трясутся так, что сжимаемый в них крест напоминает отбойный молоток. Как пособие студентам-медикам в роли пациента, страдающего болезнью Паркинсона, он, конечно, неоценим, а вот в качестве тайного помощника в предстоящих переговорах…

Петр поморщился. Однако деваться некуда, что сделано, то сделано, и он, опустившись перед фра Луисом на корточки, обаятельно улыбнулся и, вложив в свой голос как можно больше теплоты, приступил к пояснениям.

– Значится так, – проворковал он, зайдя, как водится, издалека. – За эти дни ты успел наговорить аж на две вышки и гореть тебе на языческом костре с носками крестоносцев во рту, что само по себе сравнимо с газовой камерой. Теперь тебе осталось надеяться лишь на снисхождение пролетарского суда, мудрого, но несговорчивого. Но вначале поимей ввиду, что если ты не пожелаешь задуматься о своей наполовину загубленной жизни, то о ней задумаюсь я, но сомневаюсь, что мои думы придутся тебе по нраву.

Фра Луис недоумевающе хлопал глазами, силясь понять. Подметив это, Сангре спохватился, что надо было взять с собой Улана, но возвращаться за ним не стал. Покопавшись в своих запасах испанских слов, он начал деловито и четко объяснять, что ему нужно от инквизитора в ближайшие пару часов. Время от времени он для лучшего запоминания инквизитором его слов с шумом втягивал в себя воздух или задумчиво трогал пальцем клык. Тот обреченно вздрагивал и в очередной раз согласно кивал, давая понять, что выполнит все что угодно.

Глава 19. Матч-реванш

Комната, выделенная литовским князем для свидания Петра с фра Пруденте, была достаточно большой, но главное, согласно просьбе Сангре, в ней имелся камин. Нет, в здоровенных покоях Гедимина хватало и печей, но для вящего эффекта требовался открытый огонь.

Сам кунигас, едва завидев вошедшего Петра, молча поднялся со своего стула с высоким подголовником и, пожелав, чтобы обе стороны сумели договориться, пошел к выходу. Сангре, продолжавший стоять у порога, отвесил уходящему учтивый поклон, выждал, когда за ним закроется дверь и, ринувшись к настороженно уставившемуся на него фра Пруденте, радостно завопил на ходу:

– Аллах тебе, как говорится, акбар, гражданин инквизитор! А вот и я!

Стремительно подскочив к монаху и схватив его за руку, он принялся старательно трясти ее, смакуя каждый миг начавшегося матча-реванша и чуть ли с умилением взирая на монаха.

– Ну как житуха, братан? Всё ништяк и полным пучком? Тогда шалом, падла!

От неожиданности фра Пруденте поначалу опешил, но довольно-таки быстро придя в себя, с усилием выдернул из крепких рук Сангре свою ладонь и холодно осведомился:

– Я не понимать, откуда такой радость и зачем нужен наш встреча?

Петр, просияв от радости, поскольку переходить на испанский не требовалось (авось главное поймёт, а больше и ни к чему – тональность почует, а она куда важнее), злорадно протянул:

– Ага, как прижмет, вы все вмиг русинскую мову осваиваете, – и он многозначительно пообещал. – Ничего, ничего. То ли еще будет, когда мы вас на газовую иглу посадим.

– Пытка найн! Я есть посол! – возмутился монах, неверно интерпретировав последнюю фразу Сангре.

– Ну и ладно, – великодушно согласился тот. – Хрен с вами, сидите в ледяных квартирах и пейте холодный чай. Тогда, богобоязненный ты мой, вернемся к нашим баранам и откровенно поговорим за жизнь во всех ее многогранных аспектах, ракурсах, фикусах, кактусах и фокусах. Кстати, последний я тебе обязуюсь показать не далее как ныне, но чуток погодя, – соловьем заливался Петр, будучи не в силах остановиться.

– Для начала я хотеть знать, с кем говорить, – сухо перебил его инквизитор.

– Не веришь, стало быть, что я благородный кабальеро дон Педро де ла Бленд-а-Мед? – пригорюнился Сангре.

– Нет.

– И что моя родословная тянется из глубины темных веков и овеяна подвигами первого рыцаря королевства вестготов Колгейта, равно как и богатыря Маклинза по прозвищу Лесной бальзам.

– Нет.

– Ну и правильно, – невозмутимо согласился Петр. – Приятно поговорить с умным человеком, поскольку я и сам не очень-то во все это верю. С тем же успехом я мог бы назваться матерью Терезой, да и не столь важно, как меня кличут. Зато ты знаешь, что я из себя представляю и сколь велики мои разносторонние дарования, а это главное.

– Но я хотеть и имя, – настойчиво повторил инквизитор. – Как разговаривать без имя?

– Дозволяю называть меня Бес, гражданин брамин.

– Как?! – вытаращил тот глаза.

– Бес по прозвищу Церемонный, – уточнил Петр. – Можешь слитно, мне не жалко. Извини, но своего подлинного имени я назвать тебе не могу, а побалакать с тобой так хочется, что аж кулаки чешутся, потому как изобидел ты меня страшно.

– О гривна из свинец я вовсе не желать говорить, – живо смекнул монах, к чему клонит его собеседник. – Князь Гедимин сказать, что ты вернуть из плен фра Луис, иначе я не прийти вовсе.

– Ну-у, за гривны тебе потолковать со мной все равно придется, и притом не раз, – возразил Сангре, продолжая вкрадчиво улыбаться, – а касаемо твоего коллеги… – он, не оборачиваясь, трижды хлопнул в ладоши, рявкнув: – Введите гражданина Люсьена-заде Бюль-Бюль оглы. Алле! – и его рука устремилась в сторону открывающейся двери.

На пороге появились Локис и Вилкас, аккуратно поддерживающие под руки фра Луиса. Сам он идти мог с трудом, поскольку находился в полуобморочном состоянии, окончательно перестав понимать, чего ему ждать в ближайшем будущем. Вроде бы дон Педро сказал, что отпустит его, но тогда почему охранники-людоеды столь подозрительно себя ведут, корчат такие страшные рожи и угрожающе поглядывают на него, словно собираются… съесть, а то и того хуже. Увы, инквизитор не знал, что литвины просто-напросто выполняют задание Петра, велевшего им вести себя с фра Луисом… поласковее. Потому они и старались ему… улыбаться. Выходило же…