Если Вам когда-нибудь случится побывать в Эдинбурге, то, я уверен, для Вас будет истинным удовольствием на примере нашего госпиталя лично убедиться, какое громадное благодеяние оказали человечеству все Ваши работы. Следует ли мне добавлять, что я буду рад, если сам смогу показать, чем обязана Вам хирургия?

Извините за смелость и верьте глубокому уважению искренне Вашего Джозефа Листера».

С чувством глубокого удовлетворения прочитал это послание Луи Пастер. Можно ли было получить нечто большее для стимуляции всей его работы?

* * *

Тридцатого апреля 1878 года в Парижской Медицинской Академии Луи Пастер впервые в мире указал: существуют болезни, «передаваемые, заразные, причиной которых является исключительно присутствие живых микробов в нашем организме».

Эти слова его стали ответом – возражением Рудольфу Вирхову, всю свою жизнь посвятившему доказательствам, что причины болезни скрываются исключительно в недрах человеческой клетки.

Что же, жизнь Пастера выглядит настоящим феноменом в истории медицины.

Действительно, не будучи формально врачом, не имея никакого медицинского образования, он совершил при этом столько разнообразных открытий, что они кардинально переменили основные направления всей медицинской науки и вывели ее на новый, более высокий уровень.

Пастеру принадлежит гениальный вывод, что возбудители болезни, побывавшие в неблагоприятных для их жизни условиях, теряют свою болезнетворную силу, так называемую вирулентность. Этому открытию, правда, способствовало какое-то случайное событие, неимоверное стечение обстоятельств, когда заразный материал, содержавший в себе «куриную холеру», был помещен в термостат, где он подвергся сильному охлаждению.

Введенный после этого в живой организм, препарат уже не смог вызвать столь резкие заболевания, а только способствовал усилению его защитных начал, выработке так называемого иммунитета.

Учение об иммунитете, кстати, было кардинально обосновано русским ученым Ильей Мечниковым, впоследствии работавшим в тесном содружестве с Пастером.

Пастер, таким образом, теоретически разработал учение о профилактической вакцинации живого организма, начало которой было положено задолго до него еще Дженнером, но только в отношении одной лишь натуральной оспы.

В 1881 году, в августе месяце, на VII Международном конгрессе в Лондоне, Пастер сделал доклад о разработанном им методе вакцинации против сибирской язвы, возбудитель которой был открыт уже знаменитым к тому времени Робертом Кохом.

Особенно впечатляющим выступает разработанный Пастером метод лечения бешенства, успешно начатого им в 1885 году, в результате чего обреченные на гибель люди, подвергшиеся укусам больных животных[18], получили реальные шансы на спасение (сам вирус бешенства был открыт 7 лет спустя русским ученым Дмитрием Иосифовичем Ивановским).

* * *

Заслуги Пастера получили всеобщее признание еще при его жизни. Грандиозным праздником мирового масштаба стали торжества, проведенные в Париже по случаю 70-летия Пастера.

Они стали апофеозом всей деятельности этого, уже немолодого ученого и возглавляемого им направления в науке. В чествовании приняли участие делегации от многих стран, самые маститые ученые всего мира.

И среди них, пожалуй, самой импозантной фигурой выглядел приветствовавший своего учителя замечательного роста могучий человек с благородным выражением лица.

Это был сам Джозеф Листер.

Что же, воистину был прав Климент Аркадьевич Тимирязев, так охарактеризовавший результаты деятельности Луи Пастера: «Сорок лет теории дали человечеству то, что не могли ему дать сорок веков практики».

К этим словам очень трудно добавить что-то еще.

Развитие учения о микробах как бы вновь подстегнуло хирургов.

С течением времени многих представителей этой области заместительной медицины, а, главным образом, тех же хирургов, все больше и больше стало беспокоить многое из того, что прежде не вызывало у них никакой заботы.

Гнойное воспаление ран даже в относительно спокойном XIX веке воспринималось в хирургии как вполне нормальное явление. Оно рассматривалось врачами как абсолютно естественная реакция живого организма, вытесняющего из своих недр ненужную ему и даже исключительно вредную для него, мертвую материю. В принципе, конечно, это так и есть, однако каким же именно образом можно определить допустимую степень воспалительного процесса? К тому же, как эффективнее справиться с этим процессом, когда он уже принимал явно угрожающий характер?

Правда, все чаще и чаще стали появляться люди, в чем-то подобные венскому врачу Игнату Земмельвейсу, душу которых переполняло чувство сострадания к больным и немощным. Появлялись также хирурги, которые считали, что нагноения при первичном натяжении раны можно и даже необходимо избежать.

Они предлагали даже свою собственную методику.

К числу их, скажем, относится итальянский хирург Гуго Боргоньони, живший еще в XIII веке, а также английский врач Джон Гантер, слишком высоко ценивший мысли Гуго Боргоньони и давший им даже свое теоретическое обоснование.

К этой славной когорте причисляют также французского врача Жюля Лемера, в 1859 году осуществившего весьма удачные опыты по лечению язвы и добившегося ее быстрого и ничем не осложненного заживления. О результатах всех своих опытов он сделал сообщения в Парижской Медицинской академии, да только все его старания остались без видимых последствий.

Не все из этих поименованных и в чем-то подобных им других людей, так и оставшихся неведомыми широкой общественности, – были готовы следовать в своих намерениях до конца, положить на алтарь науки саму свою жизнь, как случилось это с Игнатом Земмельвейсом.

К тому же только немногие среди них обладали необходимой для этого энергией и настойчивостью.

Не всем им, в конце концов, сопутствовали прямые жизненные удачи.

* * *

Выполнить подобного рода миссию посчастливилось замечательному английскому хирургу Джозефу Листеру, о котором нами уже упоминалось в главе о Пастере и триумфальное шествие которого, можно сказать, началось еще при жизни Игната Земмельвейса.

Джозеф Листер был четвертым ребенком в семье богатого виноторговца Джексона Листера. Он родился и вырос в окрестностях Лондона, в довольно богатом имении своего отца. А детство его протекало в самой, что ни на есть, благодатной обстановке.