Фотограф все щелкает и щелкает, а мистер Бигл продолжает:

– Я думаю, вы согласитесь с тем, что художник представил на суд публики изумительную работу. Этот художник – не кто иной, как наша Асебен. Я много раз видел, как она рисует бабочек, и каждый раз восхищался ее талантом. Когда я спросил ее, не хочет ли она попробовать нарисовать большую бабочку на стене, она с радостью согласилась. Но мы договорились, что для остальных это будет сюрпризом. Я думаю, все согласятся с тем, что это просто потрясающая картина.

Донте Моффат говорит, что это, конечно, не Ван Гог, но вообще-то это и хорошо. Ван Гог потерял ухо, и вряд ли Асебен захочет последовать его примеру.

Я так усердно хлопаю, что у меня болят ладони; браслет с бабочкой скачет у меня на запястье. Когда аплодисменты смолкают, мистер Бигл благодарит всех родителей за то, что они пришли. Перед тем как уйти, папа с Кошкой говорят, что они гордятся мной. Я обнимаю их, а потом Билли.

Когда мы возвращаемся в класс – родители и репортеры уже ушли, – мистер Бигл говорит нам, что мы все здорово постарались и получаем по золотой звезде. Потом он оборачивается:

– Мими, ты хотела что-то сказать.

Девочка встает со стула и выходит на середину класса с большим пластиковым пакетом в руках.

– Да, сэр! – Ее взгляд мечется по классу. – Я хотела сказать, что история про бумажных журавликов была просто замечательная. Тогда я этого не сказала, потому что немножко расстроилась, что она не была моей историей, но мне правда понравилось. Я без спроса позаимствовала у Бекета одного журавлика… ну, того, который лежал здесь, в классе. Когда я шла в туалет, то засунула его в карман.

Мистер Бигл кивает и молчит, дожидаясь объяснений.

Мими быстро продолжает:

– Но я сделала это не просто так. Сначала мне хотелось понять, как их делать, чтобы я могла сложить тысячу и выполнить свое заветное желание. Я делала и делала журавликов, пока не набралась тысяча. Я старалась, чтобы они все выглядели идеально. Но потом я услышала, что Бекет потерял всех своих журавликов, когда упал в океан, и мне захотелось отдать ему свою коллекцию. Так его желание обязательно осуществится. Потому что, каково бы оно ни было, оно наверняка важнее, чем мое.

Мими несет пакет к моей парте, протягивает его мне и садится.

– На самом деле я хотела стать самой собой и завести настоящих друзей, но мое желание, кажется, и так уже исполнилось, – шепчет она мне.

Я, типа, ошеломлен. Я, типа, шепчу «спасибо», а Мими, типа, отвечает «Пожалуйста».

Позже, вечером, я предлагаю Билли рассказать еще одну сказку в мамином кресле, но он говорит, что не нужно: та, которую я рассказал, все равно будет лучше всех новых. А еще он добавляет, что больше ничего не боится.

– Мне жаль, что ты потерял Брайана в океане, – говорю я. – Мне кажется, это я виноват, что он прыгнул.

– Ничего страшного, – улыбается братишка. – Прыгнул-то он сам. Иногда у него шарики за ролики заходили. Мне кажется, это он в тебя. Но я все еще скучаю по нему иногда.

Билли закусывает губу, чтобы не заплакать.

Когда он ложится спать, а папа убегает из квартиры, чтобы переброситься словечком с Кошкой, происходит что-то странное. Я ударяюсь пальцем об одну из коробок, которые мы привезли из старого дома. Я никогда не заглядывал в коробку с мамиными вещами. Папа прибирался в квартире и немножко ее передвинул, и теперь я вижу, что на боку у нее есть дырка. Когда я наклоняюсь, то вижу книжку по оригами. Я вынимаю ее; кто-то загнул страничку на разделе с бумажными журавликами. Я кладу книгу и ворошу вещи в коробке. И натыкаюсь на дюжину маленьких журавликов.

– Ох, мама, – шепчу я.

Я думаю о словах мистера Бигла: он говорил, что журавликов дарили новорожденным малышам на удачу. Может, мама мастерила их до рождения Билли? Первый, которого подарил мне папа, наверно, выпал из коробки. Я подбираю журавлика и дую на него. Он улетает с моей руки и приземляется на ковер.

– Папа сказал, что когда-то давно ты сложила звезду, мама. Я должен был догадаться, что и журавликов мастерила тоже ты. Я должен был понять, что это не предыдущие владельцы оставили в доме одного журавлика. Это и правда было волшебством с самого начала.

Журавлики были моими бабочками.

Мне надо было просто поверить в чудо.

Ну что ж, теперь я верю.

Я снова запускаю руку в коробку и достаю две книги: одну – про цветы, другую – про то, как печь пироги. Еще я нахожу там образец обоев с синими ласточками и засушенную лилию, которая похожа не на кремовую трубу, а на пожелтевшую бумажную салфетку. Под ней фотография счастливой мамы. Она стоит у воды, совсем как на том фото у папы в комнате. Я поднимаю карточку и держу ее прямо перед собой. Наверно, ее сделали тем же днем, но попозже: в вытянутой руке мама держит бутылку с посланием. Если закрыть глаза, то я почти вижу, как мама швыряет бутылку в океан. Но папа сказал, что ответа она не получила.

Однако я замечаю кое-что еще. Как я раньше не видел? Я подношу фотографию ближе и заглядываю в бутылку. Да это же совсем не записка. Нет, непохоже. Глаза у меня в изумлении раскрываются: внутри маминой бутылки лежит бумажный журавлик.

И теперь я больше не сомневаюсь, что все это время мама была со мной.