– Арьнен. Я действительно считаю важным всё, кроме того, с каким выражением на лице ты сейчас по пунктикам разбираешь каждое моё слово… Всё! Пришли.

Рассудительность заставила меня зайти внутрь первым. Тогда у меня вышло бы устремиться на кухню и стать только косвенным свидетелем последующего неприятного разговора. Однако, снедаемый любопытством, я всё же остался стоять возле лестницы.

– Мастер Гастон, – без промедления обратилась Эветта к хозяину дома, занятого протиранием пыли с полок.

– Да?

– Мальчишки хотели утопить этого щенка. Я не могла пройти мимо, но мне больше некуда его нести, кроме как сюда, – с неким упрямством, гордо приподнимая подбородок, отчеканила моя подруга.

– Так-так, – откладывая тряпку в сторону, нехорошо протянул мастер Гастон, и оглядел свою малолетнюю постоялицу, останавливаясь взглядом на местах, куда к её платью прилип мусор сточной канавы. – И что?

– Если вы не разрешите, то я попробую найти для нас другой дом. Но мне не хотелось бы уходить отсюда.

– Во даёшь! – вместо всех предполагаемых мною грозных слов рассмеялся мастер Гастон. – Я ж не нелюдь какой из-за доброго дела серчать. Молодец, Эветта! Действительно молодец! Не оставила немощного в беде.

После этого он подошёл ближе и, взяв щенка на руки, приподнял его, чтобы рассмотреть.

– У! Мордастик какой!

– Да-да! – тут же оживилась девушка. – И пока я несла его, он меня не один раз лизнул и даже сосал пальцы! Представляете? Принял за мамку!

– Конечно, представляю. Он же маленький совсем и очень голодный… Арьнен, иди‑ка сюда.

Я послушно подошёл ближе, продолжая хмуриться. Мне не была ясна такая реакция. Вроде же самым логичным стало бы другое, и я старался понять в каком именно моменте своих размышлений ошибся. Что стало упущено? Почему Эветту никто не ругает?

Мастер же выдал мне монетку и сказал:

– Дойди до Варвады. Она по нашей улице через четыре дома живёт и для внука постоянно молоко свежее покупает. Объясни для чего тебе это молоко нужно. Она не откажет и за так отольёт немного, но ты её всё равно поблагодари и деньги отдай.

Я сделал всё, как он сказал. А когда вернулся, Эветта уже переоделась и, рассказывая что-то весёлое, с энтузиазмом протирала полки в лавке. Мастер Гастон внимательно слушал её, отдыхая в кресле. Бело-рыжий щенок, пытаясь тявкать, вилял крошечным хвостиком и, играя, рвал зубами тряпку, на которой ему полагалось спать. Моему приходу обрадовались. Эветта, прекратив прежнее занятие, бросилась на кухню за миской, а потом мы дружно тыкали малыша мордочкой в молоко, пока он всё же не начал хлебать его, смешно захлёбываясь и фыркая. Под конец трапезы щенок превратился в самого настоящего колобка и, едва переваливаясь на коротеньких лапках, даже стал падать из-за мешающего надувшегося животика! Мне понравилось его гладить. Шерсть была очень мягкой. Хотя язык, которым он в какой-то момент стал лизать мои руки, оказался совсем не нежным.

– У него язык очень шершавый, – заметил я, и Эветта тут же горделиво сказала:

– Это потому, что он вырастет в большого и свирепого пса.

– Так уж и большого? – усмехнулся Гастон. – Судя по лапкам, выше табуретки рост ему не светит.

– Самого пребольшого, – уверенно заявила подруга. – Будет выделяться как шершень среди остальных ос.

– Шершень и шершавый язык, – высказал я вслух, наслаждаясь сходством двух таких разных слов.

– А давайте и назовём его Шершень?

Кличка понравилась всем единогласно.

– Кстати, Арьнен, – словно бы опомнился Гастон. – Сегодня в лавку заходил Эвард Кодей – это очень известный купец. Среди его клиентов только благородные и важные персоны, а потому он тщательно подбирает для них товары. Я удивился, когда он назвал своё имя и попросил показать лучшее, что у меня есть, но выставил на прилавок то, что он просил. И, подумав, достал также сервиз, который ты почти закончил оформлять.

– И что? – с придыханием спросила Эветта вместо меня.

– Он привлёк его внимание больше, чем всё остальное! – усмехнулся мастер. – Он его долго вертел в руках и сказал, что это очень хорошая работа. Будь она закончена, то он бы приобрёл её.

– Очень хорошая? – недовольно переспросил я и высказал собственное мнение, которое считал единственно возможным. – Она совершенная! Он недооценил мои способности.

– Ты, несомненно, талантлив, Арьнен, но нет ничего такого в том, чтобы кто-то мог делать что-то лучше тебя, – рассердился ремесленник.

– В вас говорит посредственность, потому что очевидно обратное.

– Очевидно обратное? Самоуверенность умаляет все твои достоинства, малец! Подобное тянет назад и однажды отбросит тебя на самое дно!

– Как тянет назад? Разве не мои уникальные умения открывают людям глаза и показывают путь вперёд?

– Эветта, я понимаю, что он твой брат, – обратился мастер Гастон к моей подруге. – Но как ты не рассорилась с ним за эти годы? Он же как блаженный свято верит в свои слова.

– Не знаю. Меня это тоже порой раздражает, но я привыкла.

– Так что там с моей работой? – постарался перевести я их внимание на более важный аспект. – Почему её посчитали только хорошей?

– Гордись этим, Арьнен, – с неким ехидством произнёс мастер. – В конце концов, тебе это больше всех на руку. Проявляя хоть какие-то недостатки в делах, ты оставляешь миру надежду, что однажды заставишь людей поверить, что ты один из них.

– А зачем мне это?

– Затем, что тебя всё-таки угораздило родиться человеком!

В этом я увидел логику, а потому успокоился и вернулся к игре с Шершнем, покуда Эветта не взяла его к себе в комнату, заявив, что пора спать. Я предложил ей оставить щенка со мной на кухне, потому что она по ночам постоянно сбегает к Арнео. Но подруга наотрез отказала мне и сказала, что сегодня из дома никуда не выйдет. Так что я лёг спать один, но всё равно испытывал невнятный для себя сильный восторг. Вместо размышлений об исследовании, отчего-то думал, что надо бы помочь мастеру Гастону с посудой, совершенствуясь в мастерстве, а на вырученные деньги стоит купить хороший ошейник. Кожаный. С заклёпками… И с этими мыслями заснул.

Проснуться мне довелось от некоего ощущения тревоги. Вокруг стояла тишина, но мне было как-то не по себе, а потому, терзаемый предчувствием, я открыл глаза. В щель двери проникал неяркий свет. Кто-то тоже не спал. И я, осторожно выглянув за дверь, увидел Эветту. Она сидела на нижней