Над нашим пароходом тоже поднялся желтый флаг; прибыл доктор, чтобы осмотреть пассажиров. Он распорядился назначить на судне пятидневный карантин, поскольку бациллы чумы развиваются двадцать три дня. Мы, таким образом, должны были находиться на карантине, пока не истечет двадцать третий день с момента нашего отплытия из Бомбея. Вот только дело тут было совсем не в эпидемии.

Белые жители Дурбана требовали отправить нас восвояси. Это и стало еще одной причиной для объявления карантина. Фирма «Дада Абдулла и Кº» ежедневно сообщала нам об обстановке в городе. Белые каждый день собирали большие митинги, угрожали расправой и даже пытались обращаться с призывами к Даде Абдулле. Они были готовы возместить убытки, которые понесла фирма, если оба парохода будут отправлены обратно в Индию. Но сотрудников фирмы «Дада Абдулла и Кº» было не так-то просто запугать. Шет Абдул Карим Хаджи Адам был тогда управляющим партнером фирмы. Он твердо решил любой ценой подвести пароходы к пристани и высадить пассажиров. Он также каждый день присылал мне письма с изложением всех обстоятельств. К счастью, ныне покойный Мансухлал Наазар в это время находился в Дурбане, чтобы встретить меня. Это был способный и бесстрашный человек, руководивший индийской общиной. Адвокат общины мистер Лаутон тоже отличался незаурядной смелостью. Он выступил с резкой критикой поведения белых и давал советы индийцам не просто как адвокат на жалованье, а как их настоящий друг.

Дурбан теперь стал местом столкновения двух неравных сил. С одной стороны — горстка бедных индийцев, поддерживаемых немногочисленными английскими друзьями, с другой — белые с их оружием, численным превосходством, образованием и деньгами. Кроме того, на их стороне было государство — правительство Наталя открыто помогало им. Мистер Гарри Эском, наиболее влиятельный член кабинета министров, не стеснялся участвовать в их митингах.

Подлинной целью карантина стало, как выяснилось, стремление заставить пассажиров вернуться в Индию, запугав их или агентов компании. Теперь угрозы были такими:

— Если не уберетесь, столкнем вас в воду! А если согласитесь вернуться, возможно, даже получите обратно деньги за билет!

Я постоянно перемещался от пассажира к пассажиру своего судна, стараясь ободрить их, а также отправил несколько записок пассажирам «Надери», чтобы утешить их. Все они сохранили спокойствие и мужество.

На борту парохода мы играли в самые разные игры, чтобы хоть немного развлечься. В рождественский день капитан пригласил пассажиров первого класса на ужин. Я и члены моей семьи заняли самые почетные места. После ужина я решил произнести речь о западной цивилизации. Я понимал, что случай был не самый подходящий для серьезных речей, но не мог поступить иначе. Я участвовал в играх и других развлечениях, но сердцем был с теми, кто сражался в Дурбане. Ведь целью митингующих был именно я. Против меня выдвигалось два обвинения:

1. Находясь в Индии, я развернул кампанию против белого населения Наталя.

2. Я намеренно привел два парохода с желающими поселиться тут индийцами, чтобы они заполонили Наталь.

Я, разумеется, осознавал свою ответственность за происходящие события. Знал, на какой риск пошла фирма «Дада Абдулла и Кº». Знал, что поставил жизни пассажиров и членов моей семьи под угрозу.

Но ведь я не был виноват. Я никого не призывал перебираться в Наталь и не был знаком практически ни с кем из пассажиров, когда они поднимались на борт. За исключением имен нескольких родственников, мне не были известны имена никого из сотен пассажиров, прибывших в Южную Африку вместе со мной. В Индии я не сказал о белых в Натале ни единого слова, которого уже не произносил бы в самом Натале. И я располагал всеми необходимыми доказательствами.

А потому в своей речи я мог только оплакивать цивилизацию, представителем и защитником которой было белое население Наталя. Я много размышлял о ней и постарался выразить свое мнение. Капитан и другие мои друзья выслушали меня с терпеливым вниманием и поняли мою речь так, как и было нужно. Не знаю, повлияла ли она хотя бы в малой степени на их судьбы, но я и потом вел долгие беседы с капитаном и другими офицерами на тему западной цивилизации. В своей речи я подчеркнул, что она отличается от восточной прежде всего тем, что основана на грубой силе. Мои утверждения вызвали много вопросов, касавшихся и моей собственной веры. Насколько помню, капитан спросил:

— Предположим, белые приведут в исполнение свои угрозы. Как в таком случае вы будете придерживаться принципа ненасилия?

На что я ответил:

— Надеюсь, Бог даст мне достаточно мужества и здравого смысла, чтобы простить их и воздержаться от привлечения к суду. Я не злюсь на них. Я лишь сожалею об их невежестве и узости мышления. Мне понятно, насколько искренне они верят в правоту того, что готовы совершить сейчас, а потому я не вижу смысла гневаться на них.

Капитан улыбнулся, хотя, вероятно, в его улыбке крылось и недоверие к моим словам.

Дни тянулись томительно долго. Все еще оставалось не до конца ясным, когда закончится карантин. Офицер карантинной службы заявил, что вопрос теперь не в его компетенции, но как только он получит соответствующие указания от правительства, немедленно позволит нам сойти на сушу.

Затем всем пассажирам и мне лично предъявили ультиматум. Нам предлагали подчиниться, если мы желаем остаться в живых. В нашем общем ответе мы настаивали, что имеем полное право сойти на берег в Порт-Натале, и заявляли о своем твердом решении попасть в Наталь, невзирая на риск.

По истечении двадцати трех дней пароходам разрешили войти в гавань, а пассажирам — сойти на сушу.

Итак, пароходы пришвартовались, и пассажиры начали сходить на сушу. Однако мистер Эском передал через капитана, что, поскольку белые крайне озлоблены и моей жизни грозит опасность, мне с семьей лучше сойти с парохода после наступления темноты, тогда начальник порта мистер Татум сможет проводить нас до дома. Капитан передал эти рекомендации мне, и я согласился последовать им. Но едва минуло полчаса, как к капитану пришел мистер Лаутон и объявил:

— Мне бы хотелось забрать мистера Ганди с собой, если он не возражает. Как консультант пароходной компании по юридическим вопросам могу сказать, что вы не обязаны выполнять указания мистера Эскома.

После чего обратился ко мне и сказал примерно следующее:

— Если вы не боитесь, я предлагаю отвезти миссис Ганди и детей в дом мистера Рустомджи, а мы с вами направимся туда пешком. Мне не по душе мысль, что вы проберетесь в город под покровом ночи, словно вор. Не думаю, что вам действительно что-то угрожает. Сейчас все спокойно. Толпа белых разошлась. В любом случае вам не следует проникать в город твйком.

Я согласился. Жена и дети в полной сохранности добрались до дома мистера Рустомджи, а я, получив на то разрешение капитана, сошел на берег вместе с мистером Лаутоном. Дом мистера Рустомджи находился примерно в двух милях от порта.