Приняв решение, Клейтон вернулся к столу. Мартин будет вотлучке пять дней — слишком долго дожидаться, пока Клейтон снова сможет увидетьУитни. Необходим какой-то предлог для встречи, некая уловка, чтобы заставить еесогласиться прийти на свидание.

Хорошенько поразмыслив, он с довольной улыбкой вспомнил, какхрабро Уитни вызвалась скакать с ним наперегонки и билась об заклад, чтоОпасный Перекресток обгонит его коня.

Взяв листок простой белой бумаги, Клейтон немного подумал, вкаком стиле составить письмо. Это должен быть вызов, а не приглашение — отприглашения она непременно откажется.

«Дорогая мисс Стоун, — быстро написал он. — Если я васправильно понял, вы выразили желание в очередной раз проявить умениеуправляться с лошадьми. Я предлагаю скакать в среду, любым маршрутом, какой вывыберете. Если, однако, вы сожалеете о поспешном вызове, я приму ваш отказ неза трусость, а за вполне оправданный страх, в связи с тем, что этот жеребецслишком резв и плохо обучен для женщины-наездницы. Ваш покорный слуга КлейтонУэстленд».

Он посыпал письмо песком и запечатал воском, а потом счувством необычайного удовлетворения велел слуге отнести его мисс Стоун иподождать ответа.

Лакей вернулся через четверть часа с запиской, написаннойпревосходным четким почерком монаха-ученого, а не какими-то неразборчивымикаракулями, типичными для многих хорошо воспитанных, но недостаточнообразованных женщин.

«Встречаемся в среду в десять утра, на северо-западнойгранице имения мистера Севарина, около рощи». Подписи не было, но Клейтон темне менее улыбнулся и, весело насвистывая, направился наверх, чтобы переодетьсяв костюм для верховой езды.

Зрелище, представшее глазам Клейтона в среду утром, когда ондостиг вершины холма, возвышавшегося над рощей, заставило его резко натянутьповодья. Внизу, на зеленом лугу, повсюду виднелись коляски, кареты и фаэтоны, вкоторых сидели женщины, державшие в руках яркие зонтики, и мужчины в воскресныхкостюмах. Менее зажиточные зрители, не имеющие экипажей, либо сидели налошадях, либо взгромоздились на повозки, либо просто пришли пешком.

Всей этой живописной сцене не хватало лишь акробатов вцветных костюмах и парочки жонглеров, чтобы как две капли воды походить насельскую ярмарку. Не успел Клейтон подумать об этом, как кто-то дважды подул врожок, и собравшиеся, дружно повернувшись, уставились на Клейтона,спускавшегося с холма.

Уитни долго, оценивающе разглядывала лошадь Клейтона из-подопущенных век, отмечая прекрасные длинные ноги и мускулистую грудь могучегогунтера, но поскольку с того места, где она стояла, многое рассмотреть неудалось, то она смогла только отметить, что всадник одет в сверкающие кожаныесапоги и бриджи, идеально сидевшие на нем.

— Наверное, вы желали бы вместо скачек стреляться надуэльных пистолетах с двадцати шагов, не так ли? — поддразнил Клейтон, подводясвоего коня к стартовой линии.

Уитни подняла голову, собираясь приветствовать его схолодным безразличием, но он усмехался так мальчишески обезоруживающе, что онаедва не ответила улыбкой. Некоторые из соседей поспешили пожелать Клейтонуудачи и на мгновение отвлекли его внимание от Уитни.

Девушка наблюдала, как он шутит и о чем-то болтает с ними.Клейтон выглядел спокойным, раскованным и разговаривал с таким ленивымдобродушием, что она с трудом верила своим глазам — куда девался тотбезжалостный, неумолимый соблазнитель, который неустанно преследовал ее, сжималв объятиях, осыпая жадными ласками, страстными поцелуями? В нем словноуживались два человека: одного она могла считать своим другом, другого боялась,и не без оснований.

Отец Элизабет снова дунул в рожок, и Опасный Перекрестокиспуганно вскинулся.

— Вы готовы? — окликнул Пол Уитни и Клейтона, и, как толькоподнял пистолет, девушка наклонилась к сопернику, тепло улыбнулась в удивленныесерые глаза и очень мягко сказала:

— Если согласитесь последовать за мной, сэр, охотно покажувам дорогу.

Клейтон коротко рассмеялся, но в этот момент раздалсявыстрел, и его лошадь понесла. Ему пришлось наклониться, чтобы подобратьповодья, упущенные в приступе неуместного веселья, и к тому времени, как онусмирил коня, Уитни была уже далеко.

Копыта его жеребца выбивали тревожный ритм на твердомзеленом дерне, и, хотя Воин, как звали коня Клейтона, стремился сократитьрасстояние, всадник слегка придерживал его, дожидаясь, пока они повернут назапад и помчатся вдоль ручья.

— Полегче, — успокаивал Клейтон горячившегося скакуна, —посмотрим, на что она способна, прежде чем броситься в атаку.

Далеко впереди Опасный Перекресток почти перелетел черезнизкую каменную ограду, и Клейтон одобрительно ухмыльнулся. Уитни прекраснодержалась в седле и была прирожденной наездницей, легко управляясь со своимноровистым гунтером.

К тому времени, как они оказались на последнем этапе гонки,Клейтон увидел, что Опасный Перекресток начинает уставать. Решив обогнатьдевушку на следующем резком повороте, Клейтон чуть подался вперед и до концаослабил поводья. Воин немедленно рванулся вперед маховыми, словно пожирающимидорогу, шагами.

Конь галопом проскакал очередной изгиб, и сердце Клейтоназамерло: вороной жеребец маячил впереди, но в седле не было всадника. Клейтон,почти обезумев, резко дернул узду, шаря взглядом по земле. И тут он увиделУитни. Девушка трогательным комочком свернулась под большим дубом. Над головойнависала низкая толстая ветка, которая, должно быть, и выбила ее из седла,когда Уитни слишком неосторожно срезала угол.

Спрыгнув на землю, Клейтон подбежал к Уитни, перепуганный,как никогда в жизни, и начал лихорадочно искать у нее пульс. Наконец емуудалось прижать палец к ровно бьющейся на горле жилке. Только после этого онначал осторожно ощупывать ее голову в поисках раны. Паника охватила его привоспоминании о бесчисленных историях о людях, получавших подобные удары поголове. Они вот так же вылетали из седла, чтобы больше никогда не обрестисознание.

Не обнаружив ни пореза, ни шишки, Клейтон ощупал ее руки иноги, боясь, что сломаны кости. Однако все на первый взгляд было в порядке,поэтому он, рывком стянув куртку, подложил ее под голову девушки, а потомприсел на корточки и начал растирать ей запястья.

Веки Уитни затрепетали, и Клейтон почти застонал отоблегчения. Осторожно откинув тяжелые спутанные волосы с ее лба, он нагнулсяпоближе:

— Все в порядке, малышка. Где болит? Вы можете говорить?

Глаза цвета морской волны открылись, спокойно и неотрывноразглядывая его.

Какое прекрасное лицо, невольно подумал он, когда онанаградила его слабой, но ободряющей улыбкой. Однако первые же ее словамгновенно заставили его забыть о нежных чувствах.