– Нет, конечно.

Мы очень мило общались и, наверное, казались гостям «Таоро» женщинами средних лет, которые не обременены лишними заботами и проводят дни за игрой в бридж и бесконечными чаепитиями с сопутствующими разговорами о погоде и перемыванием косточек общим знакомым. Я никогда не доверяла обманчивой внешней картинке, хотя и изменила этой привычке в отношении Гренвилла. Но меня сбило с толку его увлечение оккультизмом, его интерес к ядам, его неприятная личность и непростительное обращение с дочерью. Это и внушило мне мысль, что он непременно должен быть убийцей. Конечно, пока не было ничего, что доказывало бы обратное, однако теперь я все подвергала сомнению. Я не могла позволить себе ошибиться еще раз.

– Наверное, уже почти одиннадцать, мне пора к врачу, – сказала я. – А вы как себя чувствуете? Не появилась ли слабость?

– Да, раз уж вы спрашиваете, признаюсь, что у меня немного кружится голова, – ответила мадам Жиру, поднеся руку театральным жестом ко лбу.

– Это хорошо, – сказала я. – Увидимся после того, как вы окончательно «поправитесь».

Оставив мадам Жиру, я отправилась в кабинет Тренкеля. Поздоровавшись с сестрой, я сказала, что мне назначено на одиннадцать часов. Сестра сообщила врачу о моем визите, он вышел в приемную и с каменным выражением лица пригласил меня в кабинет.

– Чем могу помочь сегодня, миссис Кристи? – спросил он, не поднимая головы от стола.

– Да все то же самое, доктор, – ответила я, изображая нервную барабанную дробь пальцами. – Плохо сплю. Мучают ночные кошмары. Никак не могу забыть той ужасной сцены. – Я усилием воли выдавила из себя несколько слез и, достав платок, принялась их утирать. – Вы говорили, что я должна отдыхать и гулять, я так и делаю. Ложусь спать рано, но продолжаю нервничать. Все время думаю о том, что за негодяй мог совершить такое насилие над бедным мистером Винниатом и что он предпримет еще. Вздрагиваю от малейшего шума. За обедом ничего не могла есть – вы, наверное, это заметили.

Тренкель посмотрел на меня с подозрением. Хотелось бы мне знать, что он думает. Он наверняка слышал от Нуньеса или другого постояльца «Таоро» о том, что я якобы украла жемчуг миссис Винниат. Кто-то – скорее всего, одна из многочисленных горничных – заметил, как я выхожу из номера вдовы. Возможно, доктор гадал, не видела ли я, как он брал ожерелье, и обдумывал, не подкинуть ли в мою комнату или в сумочку улику, подтверждающую, что я воровка. Ему, должно быть, казалось, что это неплохой способ отвлечь внимание от него самого.

– Да, я обратил внимание, вы были немного не в себе, – ответил он. – Что-нибудь еще беспокоит вас в данный момент? Может быть, какой-то ваш поступок?

– Поступок? Не понимаю вас.

– Иногда при нервных расстройствах люди не отдают себе отчета в том, что делают. Некоторые, к примеру, ходят во сне и не помнят об этом. Другие без всяких видимых причин совершают необъяснимые поступки, которых никогда не совершили бы в нормальном состоянии. Бессознательное – это могучая сила, которую только сейчас начинают немного понимать.

– И вы думаете, именно это происходит со мной?

– Не исключено. Но для того чтобы определить это, могут потребоваться месяцы, а то и годы. Возможно, вам следует обратиться к консультанту в Англии по месту проживания. Во всяком случае, похоже на то, что находка тела мистера Винниата явилась потрясением для всей вашей нервной системы. Это могло всколыхнуть старые воспоминания о вещах, которые вы старались забыть и о которых не думали с самого детства. А из-за этого вы могли сделать что-то такое, что не отложилось в вашем сознании.

Таким образом Тренкель пытался подготовить почву для осуществления своего генерального плана: посеять в моем сознании семена подозрения, что я действительно украла драгоценности. Он подкинет ожерелье в мою комнату и намекнет Нуньесу, что неплохо бы произвести у меня обыск. Тренкель был, несомненно, хитер, но я хитрее. Я посмотрела на стенные часы. Час икс настал.

– Доктор! Доктор! – вскричала медсестра. – Выйдите, пожалуйста! Скорее!

– Что случилось? – спросил Тренкель, подбегая к дверям.

– Даме в саду плохо.

Доктор нерешительно посмотрел на меня и хотел сказать что-то, но сестра в панике закричала снова:

– Туристы говорят, что это может быть сердечный приступ. Скорее, доктор! Скорее!

– Тогда вам лучше пойти со мной, – сказал ей Тренкель, хватая медицинскую сумку.

Как только он выскочил из комнаты, я заперла дверь изнутри. Нельзя было терять ни минуты. Прежде всего я хотела прочитать свидетельство о смерти Говарда Винниата. Однако, напрасно обыскав шкаф для документов и письменный стол доктора, я решила, что свидетельство у Нуньеса. Это было досадно, но у меня оставалось еще какое-то время.

Я даже сама не знала толком, что ищу, – наверняка же в кабинете должно быть что-то, проливающее свет на кражу жемчуга, а может быть, и на оба убийства. Если бы, например, я нашла свидетельство исключительно крупного денежного долга, это объяснило бы, почему Тренкель взял ожерелье. Или – он был обычным клептоманом и, подобно сороке, не мог устоять перед похищением блестящих украшений? Интересно, кстати, не случались ли раньше кражи в отеле, или это первая? Надо было бы спросить у Густаво. Правда, вряд ли заслуженный сотрудник «Таоро» захочет делиться со мной сведениями, которые могут запятнать репутацию отеля.

Я еще раз прошлась по ящикам письменного стола, роясь в рецептах, вырезках из газет и медицинских журналах на английском и немецком языках, но не нашла никаких финансовых документов доктора. Чем больше я рылась, тем отчетливее Тренкель представал, к моему разочарованию, как хороший уважаемый врач. Я засомневалась в своих детективных способностях.

Возможно, мне следовало сказать Дэвисону, что отныне я буду заниматься только сочинением романов о преступлениях, а не участием в их расследовании. Очевидно, Дэвисон был не прав и в профессиональные разведчицы я не годилась. Я начала мысленно сочинять письмо Дэвисону, и в это время передо мной всплыло лицо Вайолет, искаженное страданием под тяжестью отцовской фигуры, а за ним – еще более страшное видение кровавого месива среди камней и цветка, торчавшего в глазном яблоке Винниата. Я вспомнила пещеру у пляжа Мартианес, где нашли тело Дугласа Грина, и печальный рассказ Дэвисона о дружбе с ним. Какой смысл был приезжать на Тенерифе, если я сейчас все брошу? Я вернусь к спокойной жизни в Англии и буду думать о том, что убийца гуляет на свободе, справедливость попрана, а зло торжествует.

И потом, если я сейчас выйду из игры, Дейзи Винниат и инспектор Нуньес будут всегда с презрением думать обо мне как о воровке. А возможен и другой вариант: если Тренкель действительно планирует подкинуть мне украденный жемчуг, меня могут арестовать за воровство. Я, конечно, стану отрицать свою вину, и тот общеизвестный факт, что после моего исчезновения в прошлом году врачи диагностировали у меня приступ амнезии, сочтут смягчающим обстоятельством, но жизнь моя будет погублена. Решат, что независимо от того, помню я или не помню о совершенном преступлении, моя психика неустойчива. Репутация моя пострадает, а на Розалинду будут смотреть как на дочь преступницы.