Французские военные мыслители разработали целое поколение новых пушек, более легких и точных, чем любые другие орудия планеты. Эти новые пушки позволяли осуществить новый вид наступательной войны, основанный на плотности огня, мобильности пушек и их способности быстро наносить удар с большого расстояния. Бюджетный кризис во Франции в 1780-х годах не позволил запустить многие из этих орудий в производство, монархии в ее последние дни было не до того, но технология уже имелась, ожидая правительства с необходимыми средствами и стимулами.

Франция, которая давно располагала самым большим в Европе населением, теперь получила уникальную власть революционной идеи, способной создавать граждан-солдат. Поскольку наиболее закосневшие в своих убеждениях офицеры-аристократы превратились в эмигрантов, в этой сфере появилось необычно много вакансий для мозговитых, храбрых и энергичных людей.

* * *

Революционное правительство начало всеобщий крестовый поход за свободу с упреждающего удара по Австрийским Нидерландам, чтобы защитить свои границы и одновременно атаковать крупного, роялистски настроенного противника, дававшего приют эмигрантам. Люди в Париже верили, что это мобилизует франкоговорящее население страны против их немецкоговорящих сюзеренов. Всего двумя годами ранее в Австрийских Нидерландах вспыхнула революция по образцу Америки и Франции: через шесть месяцев после падения Бастилии, брюссельские патриоты заявили о создании Соединенных Штатов Бельгии и провозгласили независимость своей страны от Австрийской империи. Но затем император прислал дополнительные войска и вернул себе власть над регионом. Теперь французы надеялись, что их вторжение заставит восстание вспыхнуть с новой силой.

Алекс Дюма, недавно произведенный в капралы[494], входил в состав одной из трех воинских колонн, которым предстояло провести атаку. Дюма все еще был одним из тысяч безликих солдат, всего на одну степень выше рядового, так что никаких других записей о его участии в этих событиях не сохранилось. Его колонной из десяти тысяч человек командовал герцог де Бирон, еще один представитель поколения 1776 года, служивший с Рошамбо в Америке. В первое время колонне сопутствовал успех. Она захватила ключевой со стратегической точки зрения город на границе и продолжила углубляться в территорию бельгийской провинции Австрии. В тот же день, 29 апреля, колонну атаковали австрийцы, но французы успешно отразили нападение. Впрочем, новобранцы из числа французских солдат запаниковали и тем же вечером два полка кавалерии дали шпоры лошадям и обратились в бегство. Генерал Бирон лично погнался за дезертирами, в одиночку, через некоторое время настиг их и (скорее силой аргументов, нежели приказов) убедил большинство людей вернуться в лагерь.

Между тем в тот же день другому французскому генералу, Теобальду Диллону, повезло меньше. Диллон вел десять эскадронов кавалерии через границу к другой точке, севернее. Попав под огонь австрийцев, эти солдаты испугались, бежали на французскую территорию и забаррикадировались за стенами Лилля. Когда генерал Диллон явился за ними, толпа из его собственных солдат принялась кричать, что он продал их врагу. Мятежники схватили его и разорвали на части. В Париже ассамблея попыталась организовать военный трибунал и расследовать инцидент, но Робеспьер, выдающийся знаток психологии толпы, заявил, что гордится солдатами, убившими своего командира. Его речь послужила жутким предзнаменованием курса, которым вскоре пойдет этот революционер. (Солдат Шестого драгунского полка, где служил Дюма, предлагалось вызвать на военный трибунал[495]в связи с этим инцидентом.) Хотя генералы вроде Бирона или Диллона поддержали революцию (впоследствии, правда, они стали эмигрантами), они все еще были дворянами и придерживались умеренных, а следовательно, подозрительных взглядов. Для человека вроде Робеспьера доверия заслуживали только низшие чины армии. Счастье Дюма, что он тогда был всего лишь капралом.

Поскольку французские солдаты представляли более серьезную угрозу для своих офицеров, нежели для врагов, австрийцы и пруссаки той весной легко вернули себе преимущество. Однако затем, в конце июля, они собственными руками перечеркнули эту инициативу, выступив с еще одной угрозой[496]: вновь предупредили о возмездии, если королю Людовику или его семье будет причинен какой-либо вред. Как и декларация, появившаяся почти год назад, июльский манифест 1792 года привел к прямо противоположным результатам, только на этот раз – гораздо более серьезным.

10 августа вооруженные пиками толпы взяли дворец Тюильри штурмом, перебили швейцарских гвардейцев (последних солдат, верных королю) и превратили район вокруг Пале-Рояль (теперь называемого Пале-Эгалитэ, «Дворец Равенства») в склеп. Король и его семья уцелели только благодаря тому, что бежали в Манеж и попросили убежища у собравшихся там депутатов ассамблеи. В тот день французская монархия фактически прекратила свое существование, и ассамблея немедленно начала подготовку к провозглашению республики. С тех пор королевская семья будет жить под арестом в Тампле (старинной резиденции рыцарей-тамплиеров, а теперь революционной тюрьме), совсем рядом с театром Николе.

* * *

Капрал Алекс Дюма остался на бельгийской границе, вдали от Парижа. Здесь, среди унылых живых изгородей и полей с репой и фасолью, австрийцы и французы обменивались набегами на приграничные территории. Важнейшей базой французской кавалерии в регионе был городок под названием Мольде[497], где возник крупный военный лагерь.

Дюма трудился за пределами лагеря Мольде. Он водил небольшие отряды драгун и других кавалеристов (как правило, из четырех или восьми всадников) в разведку с целью предупредить австрийские набеги. В большинстве случае разведчики видели коров и овец, а не австрийских солдат. Но 11 августа они наткнулись на вражеское подразделение. Дюма заметил всадников противника – их было значительно больше. Но вместо того чтобы попытаться спастись или спрятаться, капрал Дюма повел свой маленький отряд в атаку[498]на опешивших австрийцев. Те, пораженные самим видом чернокожего здоровяка ростом 185 сантиметров, который мчался на них во весь опор по бельгийскому полю с фасолью, быстро сдались – в полном составе. Сын Дюма – писатель – станет описывать этот инцидент с явным удовольствием: