— Лев Иванович! — на повышенных тонах начал тот. — Что за чертовщина там произошла? Эдик с Дианой твердят, что полюбили друг друга и собираются пожениться! Они что, с ума посходили, что ли? С чего вдруг такие перемены?

Гуров подавил улыбку. Роковое известие дошло таки до Носкова-старшего, и он теперь метал громы и молнии.

— Я нисколько не удивлюсь, если эти штучки провернул Милютин! — продолжал он греметь в трубку. — Скажите мне лучше честно, этот субъект тоже ездил с вами, да? Тайком, не так ли? С него станется! Это ведь он все подстроил?

— Успокойтесь, Анатолий Петрович. Милютина там не было. — Гурову кое-как удалось вклиниться в гневный монолог Носкова. — Просто обстоятельства так сложились. Я же вам рассказывал о том, что произошло во время выступления Дианы, не так ли? Она плакала, а ваш сын решил ее утешить. В таких ситуациях часто возникает взаимная симпатия, принимаемая за глубокое чувство. Вы подождите переживать, может быть, это у них само пройдет через пару месяцев. А если вы станете решительно протестовать, они только укрепятся в своем решении.

— Я все равно этого так не оставлю, — заявил Носков. — Я намерен отправить Эдика за границу. Пускай пока поживет в Германии, в доме Анны. Как раз и нервы поправит, и голову, и от пули убережется. Тройная польза! Вот только похороны пройдут — и поедет. А с Милютиным я еще поговорю!

— Я бы не советовал, — вставил Гуров, но Носков уже отключил связь.

Лев Иванович усмехнулся и подумал, что отцы порой ведут себя не лучше детей. Он доехал до своего дома и поднялся в квартиру. Марии не было, она играла в еженедельном субботнем спектакле. Гуров принял душ и получил отличную возможность хорошенько все обдумать.

Сварив себе кофе, он сел в кресло, приглушил свет и стал размышлять. Документы, просмотренные сегодня, открыли ряд любопытных фактов, но сыщик сейчас думал не над ними. Почему-то в его голове вертелась недавняя встреча с Сениным и Кручиным и их рассказ о Полонском.

Ему казалось, что в их истории есть нечто важное. Он пока еще не слишком отчетливо понимал, что именно, и продолжал думать. Потом Лев Иванович решил оставить эту тему и переключиться на какую-либо другую. Так бывает. Когда ты мучительно пытаешься вспомнить что-то, оно ускользает. Потом, когда ты переключаешься на совершенно посторонние вещи, в голове само собой всплывает то, что было тебе особенно нужно.

Гуров стал вспоминать банкет у Анны Кристаллер, когда он познакомился с участниками этого дела. Высокомерный и вызывающий Эдик, сидящий на подоконнике. Строгий Анатолий Петрович Носков, при котором парень сразу подобрался. Добрая и мягкотелая Виктория Рудакова, сдержанный Лейбман, весь себе на уме.

Потом мысли сыщика перенеслись на неудавшуюся гастрольную поездку. Концерты, выступление Эдика и Дианы. Его еще по-юношески угловатая фигура. Ее — совсем сформировавшаяся, зрелая, женственная. Красивое капризное лицо парня, спокойный, мягкий овал девушки. Поезд, темное купе, ладонь на голом плече. Испуганный взгляд, растерянность, неуверенность в себе. Хриплый от волнения голос: «Папа, я должен тебе кое-что сказать».

Наверное, Александр Милютин радостно потирает сейчас руки! Вот единственный человек, который в этой ситуации оказался в выигрыше.

Гуров повернулся к стене. Воспоминания готовы были вот-вот вызвать нужный щелчок в голове. Его надо дождаться, продолжать вспоминать, блуждать в лабиринтах памяти, пока в одном из ее закоулков не обнаружится искомое.

Щелчок в прихожей возвестил о приходе Марии. В ту же секунду Гуров понял одну вещь. Она показалась ему настолько очевидной, что он даже удивился, как не уразумел этого с самого начала. Это же так просто!

Гуров мгновенно сел на постели. Он по-прежнему не знал деталей. Ему все еще нужно было многое выяснить, но теперь сыщик хотя бы точно знал, в каком направлении двигаться. Завтра Лев Иванович сможет окончательно убедиться в этом. Для этого ему нужно будет посетить похороны Анны Кристаллер!

Вспыхнул свет.

Мария повернула выключатель, увидела сощурившегося мужа и удивленно, радостно произнесла:

— Привет! А я ждала тебя только завтра.

Похороны Анны Кристаллер проходили на Троекуровском кладбище. Гуров стоял не в центре толпы, а немного в стороне, заняв самую лучшую наблюдательную позицию. Проститься с Анной пришло довольно много народа. Обилие цветов, венков — все так, как и полагается. Впереди Рудакова, Лейбман, Тедески. Здесь же Анатолий Петрович Носков с сыном. Дианы Милютиной и ее отца не было.

Но Гурова интересовали сейчас не эти люди. Он незаметно смотрел по сторонам, оглядывался назад и, кажется, увидел то, что искал.

Невдалеке стояла машина, обычная «Лада-Калина» с тонированными стеклами. Кто в ней сидел, видно не было, однако этот человек не выходил. Пока шла церемония прощания, автомобиль не двигался, лишь перед ее завершением тихонько тронулся с места и поехал назад.

Когда он отъехал на достаточное расстояние, Гуров достал телефон и тихо проговорил:

— Стас, белая «Лада-Калина», номер пятьсот шестьдесят.

— Понял, — отозвался Крячко.

Гуров вернулся к гостям. Урну с прахом Анны уже опустили в могилу, и теперь туда летели цветы. У Рудаковой заострился нос, Лейбман был торжествен и скорбен, Тедески печален и тих. Эдик Носков стоял неподвижно, унесся мыслями куда-то далеко. Его отец тоже о чем-то задумался, все время держа руку на плече сына.

Вскоре церемония закончилась. Все направились к выходу.

Гуров подошел к Лейбману и спросил:

— Вы останетесь в России, Лев Хаимович? Или в Германию поедете?

— Пока не решил, — сказал продюсер. — А что, я вам нужен?

— Нет-нет, можете спокойно делать свои дела, — сказал Гуров.

— Дел у меня сейчас как раз никаких не осталось, — с грустью констатировал Лейбман. — А хуже безделья ничего нет. От любой тоски спасает работа. Так что, наверное, придется ее искать. Никогда бы не подумал, что стану безработным, — пошутил он и пошел к своей машине.

Гуров предложил Виктории Павловне занять место в его машине, но она отказалась, сказав, что ее любезно согласился доставить домой Лев Хаимович.

— Домой, — с удивлением повторила женщина. — Теперь это не мой дом. Наверное, скоро мне придется съехать оттуда. Одна я остаюсь. Сережу посадят, Эдика отец за границу отправляет, Анны нет. Поселюсь в своей старой квартирке и заведу кошку.

— Что, отъезд Эдика — решенный вопрос? — спросил Гуров.

— Да, Анатолий так решил, а Эдик не стал с ним спорить. Может, оно и к лучшему. Ему забыться надо, отвлечься. Так что с завтрашнего дня я остаюсь одна. У Эдика самолет в пять часов.

— Вы пойдете провожать?

— Конечно, а как же иначе? Не только я, многие. Лев Хаимович тоже. — Она помолчала и спросила: — О Сереже ничего нового не скажете?