– С ними.

– С ними его не было. С ними были горе и страх… –Она уставилась пустыми глазами в мертвое лицо Афродиты. Всем было ясно, чтогорюет она не по двадцати миллионам жертв Великой Отечественной, а по одномучеловеку, погибшему на рельсах. – И ничего больше… Пустота!

– Опять травы накурилась? – нахмуриласьМадам. – Вечно ты, как косяк задавишь, ахинею несешь…

– Я ей говорила, пей лучше водку, – встрялаДалила, – но она не слушает: чебарит и чебарит! И ладно бы на нее, как надругих, трава действовала, так ведь нет! Все хохочут, звездам улыбаются, аЖизель сядет, в одну точку уставится и бормочет всякий вздор…

Жизель никак не отреагировала на их слова, только перевелавзгляд с лица Афродиты на свои руки.

«Интересно, – подумала Марго. – Эти искусственныепальцы могут сжимать пистолет? Могут крепко его держать, нажимать на курок?Жизель часто жаловалась на то, что до сих пор не свыклась с ними, не научиласьдействовать ими, как родными руками. Протезы не слушались ее, поэтому онапостоянно что-то роняла: то вилку, то сумку, то стакан. Писать и вовсе немогла. Тогда зачем ей понадобился пистолет? Оружие, которым не сможешьвоспользоваться, бесполезно… Значит, ей по силам его удержать! Значит, когданадо, она способна заставить чужеродные конечности действовать…»

Жизель заметила пристальный взгляд Марго, повернула к нейсвою гладкую змеиную голову и хрипло спросила:

– Что смотришь? Пытаешься прочитать мои мысли?

– У тебя есть пистолет? – выпалила Марго, не успевподумать, стоило ли задавать этот вопрос или нет.

– Есть, а что?

– Зачем он тебе?

– Для самозащиты.

– Покажи.

– Он дома. – Жизель отвернулась от Марго и впериласвой взгляд в восковое лицо покойницы. – Сегодня мне ничто не грозит, ведьтак, Афа?

– Вот до чего докурилась, уже с мертвецамиразговаривает! – сокрушенно покачала головой Далила.

– Я только с ними и разговариваю… С живыминеинтересно… – Жизель облизнула сухие губы. – Раньше у меня был одинсобеседник, теперь три… – Она улыбнулась своей фирменной улыбкой ГаннибалаЛектора. – Если завтра еще кого-нибудь убьют, круг моего общениярасширится!

– Не могу больше ее слушать, – психанулаБагира. – Скажите ей, Мадам, пусть заткнется!

Жизель рассмеялась, от ее смеха по коже Марго побежалимурашки. Похоже, последние смерти довели несчастную балерину до полногосумасшествия.

– Совсем с катушек съехала, – озвучила Далиламысли Марго. – Если так пойдет, то через пару дней тебя в смирительнуюрубашку запеленают…

Жизель, не переставая хохотать, встала со стула, вытянуласвои протезы вперед и медленными шагами стала приближаться к Далиле.

– Ты чего? – струхнула та.

– В одном черном-черном доме, – замогильнымголосом заговорила Жизель, – была черная-черная комната, в этойчерной-черной комнате стоял черный-черный гроб…

– Уйди от меня, – в панике воскликнула Далила,отступая. – Ненормальная!

– Из черного-черного гроба…

– Замолчи!

– Вылезла черная-черная рука! – Жизель выбросилапротезы вперед, молниеносно обхватила пальцами шею Далилы. – И задушилаглупую проститутку! А потом ей ничего за это не было, потому что онасумасшедшая! – Закончив свою страшную сказку вполне нормальным голосом,Жизель отпустила шею насмерть перепуганной Далилы. – Так что не вякай, ато быстро тебе шею сверну! И не смей больше называть меня ненормальной!

Далила заревела и кинулась к Мадам, чтоб та ее пожалела. АЖизель как ни в чем не бывало опустилась на стул, сложила черные-черные руки наколенях и тихо, даже нежно сказала, обратив взор на Афродиту:

– Прости, дорогая, за этот спектакль, но я не смогласдержаться… Она меня достала…

Она замолкла, наступила тишина, нарушаемая лишьпотрескиванием свечей и всхлипами Далилы. Когда пауза затянулась настолько, чтовсем стало не по себе, в гостиную ворвался звонкий голос Черной Мамбы:

– А вот и мы!

Затем в комнате появилась она в компании с Евой. Мамба былаодета в свободное красное платье до щиколоток, расшитое золотой вышивкой, а Евав черную юбку, белую рубашку и скучный пиджачок, сшитый из полушерстяногоматериала расцветки «гусиная лапка».

– Вы чего так вырядились? – спросила Багира.

– Я в траурных одеждах моего народа, – разъяснилаМамба. – Я, конечно, не знаю, из какой африканской страны мой отец родом,но у многих негритянских племен именно красный является цветом скорби…

– А я всегда так хожу, – заявила Ева, доставая изкармана черный платок в мелкий белый горох. – По мнению моих домашних,именно так одеваются барменши…

Повязав платок, она перекрестилась на икону, потом подошла кгробу, пристально посмотрела на белое лицо покойной.

– Как живая… Гримировали, что ли?

– Нет, – ответила Мадам. – Только спиртовойкомпресс сделали…

– Надо же, как сохранилась…

– А Венеру когда отдадут? – спросила Мамба, изчего Марго сделала вывод, что девочки уже в курсе произошедшего несчастья.

– Дня через два, не раньше…

– А хоронить кто будет, тоже мы?

– Нет, у нее куча родственников: мать, брат,племянники… Даже муж бывший объявился… – Мадам поправила кокетливыйберетик из черного бархата, которым покрыла голову (платков она не носила) и,не скрывая обиды, добавила: – И все меня проклинают!

– Почему?

– Я, видите ли, погубила их Валечку!

– А вы-то тут при чем?

– Мол, если бы я не сделала из нее развратную женщину,она была бы жива!

– Это они вам сказали?

– Сказали? Щас! Орали в четыре глотки! Мамаша, братец,племяшка и муженек! – Она беззвучно выругалась. – А громче всех козелэтот безрогий! Он, оказывается, официально не был с Венерой разведен. И теперьна квартиру претендует и на тачку…

– А остальные?

– Лижут ему жопу, чтобы наследник не забыл о них, когдабудет добро Валькино присваивать! – Мадам выругалась ещеэкспрессивнее. – Налетели, как мухи на падаль! Никого не было, пока живабыла! Ни одна скотина даже с днем рождения не поздравляла, не говоря уж о том,чтоб апельсинов принести, когда она в больнице лежала… А теперь нате – целаясвора родственников! – Она занесла кулак над ручкой кресла, чтобыдолбануть по ней, но вовремя остановилась, вспомнив о лежащей в двух шагах отнее покойнице. – Я хотела им помощь предложить, а они решили, будто ясобираюсь Валькино богатство у них отсуживать… Придурки!

– А у Афки родственники есть? – спросила Ева.