Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А это уже интересно. Мало кому нужна в нынешних реалиях любовь, — старуха шебуршит камушками, — а вот тема соблазнения для дурнушек вполне может сработать.
Вижу в глазах ведьмы жажду наживы и тень солидарности с девами, которым не повезло уродиться красавицами. Уверена, я найду с Анной общий язык, но спиной к ней лучше не поворачиваться. Так, на всякий случай.
Сквозь сон, в котором я перебираю сокровища Анны, слышу голос Первого:
— Венди…
Ласково обнимает, и я сонно и невнятно что-то бурчу. Что-то о травяных сборах. Надо обозвать их как-то по-модному, чтобы чаи покупали не только дамы в возрасте, но и молодые девушки, которые после сеанса кундалини-йоги заварили бы чашечку успокаивающего отвара и насладились бы минутами медитации.
— Венди…
— Мм-м-м?
Целует в шею, но я лишь мычу, потому что никак не могу проснуться. Да и не хочу. У меня была бессонная и насыщенная ночь с инвентаризацией ведьминских вещичек.
— А кого ты любишь больше? — едва слышно спрашивает Ноа.
— Всех… одинаково… — сладко причмокиваю и вновь ныряю в дремоту.
— Даже родители не любят своих детей одинаково, — шепчет юноша в затылок. — Хоть и говорят обратное.
Сейчас я люблю больше всех подушку, одеяло и матрас, но сказать это не в силах. Сон упрямо затягивает меня на дно.
— Ты ревнуешь? — улыбаюсь сквозь слабые и легкие грезы.
— Наверное.
Ноа замолкает, и я погружаюсь в теплое молоко полуденной дремоты. Рука юноши несмело соскальзывает к груди, спускается на живот, и шею обжигает шумный выдох. Первый медлит и нежно поглаживает бедро. Грезы переплетаются с негой и сладким возбуждением, что разливается по телу мягкой волной.
— Венди…
Сон переплетается с ласками Ноа и его скользящими и несмелыми толчками, которые наполняют меня томной усладой. Возможно, Первый мне только снится, но это наваждение топит меня в протяжных и тихих стонах. Внутри разливается густой жар, и юноша с сиплым выдохом прижимается ко мне всем телом, заключив в тесные объятия. Размытые сновидения перекручиваются в тугую веревку и расцветают бархатными вспышками удовольствия.
— О… — хрипит Ноа. — Отпустило…
Зеваю и разворачиваюсь к Первому лицом:
— Так это не ревность, милый, была, — я немного обескуражена честностью и каким-то простодушием Первого.
— Только о тебе и думал, а в последние несколько дней так вообще очень тяжко было, — Ноа бесхитростно улыбается и касается пальцами моей щеки. — И все людские мысли вокруг меня сводились к надежде заняться любовью. Представляешь?
— Ты им транслировал… — я в удивлении изгибаю бровь и смеюсь, уткнувшись в подушку. — Господи, Ноа… Ты же должен толкать людей на подвиги, а не…
В небольшой истерике хрюкаю и в голос хохочу. Представила, как Ноа шепчет о надежде, а у него выходят влажные фантазии, что очень воодушевляют его жертв на сексуальные игрища.
— Это у меня впервые! — смущенно охает юноша и едва слышно спрашивает. — Теперь всегда так будет?
— Не знаю, — утираю слезы. — Может, тебе стоит перетерпеть и все станет, как прежде? Никакого интереса к поцелуям, близости?
— А я так больше не хочу, — Ноа наивно хлопает глазками. — А можно по собственному желанию включить и выключить…
Меня опять пробивает на смех. Закусываю губы, чтобы сдержать гогот и не обидеть Первого, и едва слышно отвечаю:
— Нет.
— Жаль, — вздыхает Ноа и переворачивается на спину. — Я теперь на короткие юбки засматриваюсь и едва сдерживаю себя, чтобы не подглядывать за подопечными, пока они душ принимают или переодеваются.
— А говорил, что думал только обо мне, — наигранно возмущаюсь я.
— Некоторые девушки голые по дому ходят, — обиженно жалуется Ноа. — Раньше не замечал. Врываюсь, чтобы нашептать какой-нибудь секретарше, что ее ждет отличный день на работе, а она в одних трусиках завтракает. И неудобно. Она думает, что дома никого нет, а я за ее спиной говорю, какая она молодец и ее скоро ждет повышение.
— А ты не врывайся в чужие дома, — прищуриваюсь и даю непрошеный совет. — О повышении можно и в метро нашептать.
Ноа встает и торопливо одевается.
— И так каждый раз будет? — приподнимаюсь на локтях и поджимаю губы. — Забежал и убежал?
— Я тебе завтрак приготовил, — оправдывается Первый и неловко улыбается, — и посуду помыл.
— Прощен, — падаю на спину и раскидываю руки.
— А еще твои трусики постирал.
— Чего?! — кашляю от неожиданности и пристыженно краснею. — Зачем?!
— Руками, чтобы кружева не испортились, — флегматично продолжает Ноа, вышагивая к двери. — Это я подсмотрел у молодой вдовы.
— Ноа! — возмущенно взвизгиваю и резко сажусь.
— Просыпайся, — Первый потягивается и выходит, — я заварю кофе.
Кидаюсь в ванную комнату в надежде, что Ноа пошутил и не трогал мое нижнее белье, но нет. Он не обманул — на бортике ванной аккуратно развешаны влажные трусики. Я смущена и не знаю, как реагировать на подобную заботу. И забота ли это, учитывая, что и у Последнего Ноа тоже какая-то нездоровая тяга к нижнему женскому белью?
— Здравствуй, Венди, — в ванную комнату заглядывает хозяйка квартиры и улыбается. — Я стучала, а ты не открыла.
— Не слышала, — испуганно смотрю на женщину и нервно подпоясываю халат. — Что-то случилось?
— Я жильца нового нашла.
— Но… Мы же договорились…
— Мне так спокойнее и с оплатой тебе полегче, — тараторит хозяйка квартиры так быстро, что я не успеваю слова вставить. — И ты под присмотром будешь, да и мальчик хороший. Воспитанный.
— Мальчик?! — охаю я. — Какой мальчик? Вы же против мальчиков! И я против!
Женщина хватает меня за руку и тащит за собой:
— Идем, познакомлю вас. Вы точно подружитесь.
В коридоре на массивном черном чемодане сидит Агатес — брючках, белой рубашечке с короткими рукавами. Волосы — тщательно зачесаны назад, а от татуировок на шее и руках — ни следа. Ни шрамика, ни черточки. Так посмотришь со стороны — приличный молодой человек, скромный и порядочный, но вот только я слышу его ехидные мыслишки — обманул доверчивую женщину и рад своему коварству. Колдуну было важно подписать договор об аренде, закрепить обязательства на бумаге, чтобы его чары и волшебство работали в стенах маленькой уютной квартиры.
— Вот твоя соседка, — хозяйка толкает меня в спину, и я корчу смущенному и лживому Колдуну гримасу недовольства. — Венди.
— Но ведь уговор был, — я оглядываюсь на женщину, — никаких мальчиков, только девочки!