случай с британской байдарочницей Эммой Келти, существуют и другие проявления пиратства, которые практически незаметны, пока все происходит на местном уровне. Такие пиратские операции не осуществляются в открытом море или прибрежных водах, как в случае с другими пиратскими очагами. Чаще пираты орудуют в устьях крупных речных систем и даже вдоль самих рек.

Во времена империй Мин и Цин этот вид «речного пиратства» был одним из аспектов китайского организованного пиратства. Сегодня, кроме Амазонки, есть еще один регион, известный своим речным пиратством. Это Сундарбан — обширное прибрежное пресноводное мангровое болото, образованное дельтами Брахмапутры, Мегхны и Падмы, впадающих в Бенгальский залив, занимающее площадь в 10 000 кв. км вдоль приграничных районов Индии и Бангладеш. Запутанная сеть перекрещивающихся рек, каналов и ручьев c постоянно меняющимися илистыми поймами, островками и мангровыми лесами, изобилующими дикой природой, — настоящий рай для рыбаков и охотников. Но тигры здесь не единственные хищники: Сундарбан — прекрасные охотничьи угодья для хорошо организованных пиратских групп, которые используют укрытия этого морского лабиринта в собственных целях. В иной день, если повезет, добычей может стать прибрежный корабль или морской траулер, идущий через эти воды, хотя большинство судов, на которые они нападают, принадлежит беззащитным рыбакам. По словам одной из жертв, «можно бороться с дикими животными и прогнать их, но только дураку придет в голову вступить в бой с этими вооруженными грабителями. Малейшее сопротивление — и пуля разнесет тебе голову»{426}. Тактика, используемая речными пиратами, — быстрая атака из засады и похищение людей ради выкупа. Как и морские разбойники на архипелаге Риау, речные пираты Сундарбана используют «арбитраж государственной правоспособности», проскальзывая через границу между Индией и Бангладеш со своими несчастными заложниками. Поскольку между этими странами нет соглашения о «праве преследования по горячим следам», а прибрежные правоохранительные службы слишком плохо оснащены и недостаточно укомплектованы персоналом, тактика отлично работает, несмотря на единичные успешные полицейские операции{427}. Размер запрашиваемого выкупа обычно находится в диапазоне 100 000–150 000 индийских рупий (1150–1920 фунтов, или 1500–2500 долларов){428}. Для западной аудитории это может звучать не слишком впечатляюще, но не для семей заложников: сумма выкупа зачастую превышает их годовой доход. И, если они откажутся платить, жертва будет убита. Хотя для местных жертв это слабое утешение, такое пиратство обычно не затрагивает международное судоходство, что объясняет к тому же, почему этот вид пиратства остается практически неизвестным в мире.

Современная «веселая жизнь»

Желанной добычей пиратов минувших веков были золото и серебро, ювелирные изделия и драгоценности. Современные пираты надеются получить наличные деньги. Как и большинство пиратов прошлого, сомалийские пираты, самые успешные на сегодняшний день (по крайней мере, в 2008–2012 годах), тоже делят добычу — выкупные деньги — на всех, а доля каждого зависит от роли в операции по захвату судна. В случае нападения на MV Lehmann Timber в мае 2008 года те, кто находился в море, получили по 140 000 долларов (107 000 фунтов), в то время как те, кому было поручено охранять заложников в Эйле, получили по 20 000 долларов (15 300 фунтов), что больше чем в шесть раз превышает средний годовой доход сомалийца{429}. Говорят, вожак пиратской банды, известный как Абдулхадар (по прозвищу Компьютер), вознаградил «эффективную работу» первого пирата, поднявшегося на борт корабля после 40-минутной погони, подарив ему Land Cruiser стоимостью 15 000 долларов (11 500 фунтов){430}. Это напоминает награды за отвагу эпохи буканьеров, когда пират, первым взобравшийся на борт, тоже получал дополнительную часть добычи.

Во времена своего расцвета сомалийские пираты были элитой — большинство других пиратов получают намного меньше. Заработки в «среднем диапазоне» имеют морские разбойники Малаккского пролива и Южно-Китайского моря, которые совершают внезапные молниеносные атаки и забирают содержимое корабельных сейфов и ценные вещи членов экипажа. Чистая прибыль от таких рейдов варьирует между 20 000 и 50 000 долларов (15 000–38 000 фунтов) — сумма вполне приличная, но ее еще нужно разделить между всеми участниками нападения, а какую-то часть отложить на взятки должностным лицам и подарки деревенским старейшинам. Случайные пираты, находящиеся в нижней части диапазона, те, кто просто пробирается на борт стоящих на якоре судов, чтобы украсть все, что попадется под руку, обычно довольствуются мотками веревки, банками с краской или чем-то подобным — опять же не совсем то, о чем рассказывается в пиратских легендах.

«Веселая жизнь» современных пиратов зависит от того, что именно и, конечно, в каком количестве награблено. Успешный сомалийский пират наших дней может позволить себе отлично провести время в Харадхере или Эйле, где есть все, что он только пожелает: от кофеен до автосалонов. Говорят, многие успешные пираты, действовавшие в период с 2008 по 2012 год, тратили немалые деньги, доставшиеся им в счет выкупа, на машины и калым за новых жен. Вполне возможно, что большинство таблоидных историй о пиратских виллах, о скользящих по свежевымощенным дорогам джипах последних моделей и роскошных модных ресторанах к услугам пиратов — лакировка действительности журналистами западных изданий, не имеющих репортеров на местах. Джей Бахадур, журналист-фрилансер, который действительно бывал в Эйле, посмеивается над этими историями:

Если Эйль и купается в пиратских деньгах, то он определенно очень хорошо это скрывает. Как пиратское логово он сильно меня разочаровал: там явно не было тех роскошных особняков, безумных вечеринок и гор наркотиков, которых я ожидал, судя по публикациям в международных СМИ{431}.

Один тогдашний сомалийский пират рассказывал, как его «коллеги», в предвкушении скорой выплаты выкупа, взяли деньги в долг под расписку по внушительной 50 %-ной ставке:

Едва корабль прибывает в пункт назначения, вечеринка уже в разгаре, деньги текут рекой… Никто не знает, когда будет получен выкуп. Может пройти месяц, два, три. Но [пираты] хотят веселиться, они хотят иметь машину уже сейчас. В итоге они переплачивают в два раза за все, что покупают в кредит. Если они хотят купить дом, обычная цена на него может составлять 20 000 долларов (15 000 фунтов), но они отдают за него 30 000 долларов (23 000 фунтов) или 40 000 долларов (30 000 фунтов){432}.

Несмотря на то что сомалийские пираты, орудовавшие в 2008–2012 годах, жили совсем в другую эпоху и в другой культуре, они демонстрировали поведение, которое пришлось бы по душе пиратам, наводнившим Порт-Ройал в XVII веке. Однако ко времени написания этой книги их лучшие времена уже прошли: благодаря все более эффективному патрулированию, осуществляемому международным военно-морским альянсом, сомалийские пиратские группировки крайне редко устраивают вылазки и обычно безрезультатно. Таким образом, их «веселая жизнь» закончилась, по крайней мере на данный момент.

Пиратство и закон

В западном правовом контексте снова и снова всплывает одна тема: что пираты — hostis humani generis — «враги рода человеческого». Сегодня пираты передали эстафету таким международным террористам, как «Аль-Каида»[50] и ИГИЛ[51], — объектам непрекращающейся войны США