Две поездки в лагерь для заключенных опустили ее ниже плинтуса.

Так… что же делать, как быть.

Она облизнула пересохшие губы. Она не выбирала те условия, в которых родилась, и во время своего дыхания, питания, перепихонов и гребаного улучшения она вернулась к тому с чего начала. Однако, она могла уйти и на этот раз уже на своих условиях — и сделать это после того как исправит ситуацию.

Да, вот он ответ. Благодаря последним трем с половиной неделям у нее возник чертов черный список. Конечно, в нем была всего одна запись, но иногда и этого было достаточно для мотивации.

В порыве решимости, ее плотный защитный кокон преобразовался, и непонятный тягучий туман окутавший ее разум рассеялся, оставляя после себя след острого понимания. Внезапно, она вырвала свою руку у Джона, и это действие вспыхнуло шипами чистого, серебристого страха в его эмоциональной кардиограмме. Но затем она притянула его запястье к себе и обнажила клыки.

Его триумф накрыл ее теплой волной.

До того, когда стало понятно, что у нее не осталось сил прокусить его кожу — когда ее резцы смогли лишь поцарапать поверхность — Джон среагировал молниеносно. Быстрым движением он прокусил свою вену и поднес запястье к ее губам.

Первый глоток был вкуса… преображения. Его кровь была столь чиста, что яркой вспышкой прошла из ее рта в горло… и огонь, распалившийся в ее животе, разлился по всему ее телу, оттаивая ее, оживляя. Спасая ее.

Она жадно поглощала его, восстанавливаясь, каждый глоток из его вены стал для нее спасательным плотом, вытягивающим ее на сушу, веревкой, брошенной ей с утеса, компасом, чтобы отыскать дорогу домой.

И он отдавал это без каких-либо ожиданий, надежд или бурлящих эмоций.

Даже в ее безумном состоянии это причиняло боль. Она точно и по-настоящему разбила его сердце: он ни на что не надеялся. Но она не сломила его — и разве ни это заставляло ее уважать этого парня, как ничто другое.

Пока она питалась, время текло, как и его кровь — бесконечно и в нее.

Насытившись, она и лизнула место укуса, чтобы остановить кровотечение.

Вскоре после этого ее стало трясти. Сначала в руках и ногах, затем перешло к груди. От не контролируемой дрожи ее зубы стучали, мозг и зрение затуманились. Она чувствовала себя старым носком, брошенным в сушилку.

Сквозь дрожь она уловила вид Джона, вытаскивающего мобильник из кармана, и попыталась схватить его за рубашку.

— Не-е-ет. Не…

Он проигнорировал ее, набирая текст.

— Д-е-рь-мо…, — простонала она. Когда он захлопнул телефон, она сказала: — Ес-ли ты по-пы-пытаешься отвезти ме-ня к Хэ-ве-рсу, это ни чем хо-ро-шим не кон-чится.

Ее боязнь госпиталей и клинических процедур, грозились перелиться через край, и благодаря ему, теперь у нее хватало сил на нахлынувшую панику. И для них обоих это не сулило ничего приятного.

Джон вытащил блокнот и что-то на нем нацарапал. Затем повернул его к ней и через мгновение вышел. Все что ей оставалось, это закрыть глаза, когда за ним захлопнулась дверь.

Разомкнув губы, она дышала через рот, размышляя, хватит ли ей сил, чтобы подняться, одеться и свалить прежде, чем реализуется «прекрасная» идея Джона. Быстрая диагностика ее возможностей показала, что не хватит. Если ей не по силам было оторвать свою голову от подушки более чем на полторы секунды, то о принятии вертикального положения можно было даже и не заикаться.

Прошло не так много времени, прежде чем Джон возвратился с доком Джейн — личным врачом Братства Черного Кинжала. У призрачной женщины был при себе черный чемоданчик и аура компетентного медика, которую Хекс не мгла не оценить — но с преобладающим бесконечным предпочтением применения этого на других, а не на себе.

Док Джейн приблизилась и положила свои вещи на пол. Ее белый халат и костюм хирурга были плотными, когда руки и лицо напротив, оставались призрачными. Однако, все изменилось, когда она села на край кровати. Все ее части тела обрели плотность, и кисть, которую она положила на руку Хекс, была теплой и имела массу.

Однако, даже такое проявление сочувствия доктора заставило кожу Хекс покрыться мурашками. Она, действительно, не хотела, чтобы кто-то к ней прикасался.

Как хороший врач та убрала руку, и у нее возникло такое ощущение, что женщина знала об этом.

— Прежде, чем ты скажешь мне убираться, тебе следует знать несколько вещей. Прежде всего, я не стану никому разглашать твое местоположение и не стану делиться ни с кем тем, что ты мне расскажешь, независимо от того, что я обнаружу. Я должна буду сообщить Рофу, что осматривала тебя, но все клинические результаты принадлежат тебе и только тебе.

Звучало не плохо. В теории. Но она не хотела, чтобы эта женщина приближалась к ней с тем, что находилось в ее черном чемоданчике.

Тем временем Док продолжила.

— Во-вторых, я нихрена не знаю о специфике симпатов. Так, что если есть что-то анатомически отличающее или что-то важное той половины составляющей отличающейся от нас… мне не обязательно это знать для исследования. Ты все еще не согласна на мой осмотр?

Хекс прочистила горло и попыталась ухватиться руками за свои плечи, чтобы ее не так сильно трясло.

— Я н-не хочу, чтобы меня ос-сматривали.

— Джон уже сообщил мне об этом. Но ты травмирована …

— Все н-не так плохо. — Она уловила из угла эмоциональный отклик Джона, но не было сил извлечь подробности, что он чувствовал. — И я в п-п-порядке…

— Тогда тебе следует рассматривать это как простую формальность.

— Я п-п-похожя на ту, кто соблюдает формальности?

Док Джейн приблизила к ней свои зеленые цвета листвы глаза.

— Ты похожа на ту, кто был избит, кто не питался нормально и недостаточно спал. Если ты, конечно, не хочешь мне сказать, что фиолетовые синяки у тебя на плечах, это грим, а мешки под глазами — мираж.

Хекс была хорошо знакома с людьми, которые не принимали отказа — взять хотя бы годы работы с Ривом. И судя по суровому, повышенному тону, становилось чертовски ясно, что док собирается воплотить свои угрозы иначе она не уйдет. Никогда.

— Ч-ч-ч-черт.

— И к твоему сведению, чем раньше начнем, тем раньше закончим.

Хекс глянула на Джона, подумав о том, что если она подвергнется осмотру, он не оценит увиденное. Ему действительно не нужно знать больше, чем он уже догадывался о состоянии, в котором она находилась.

Док посмотрела через плечо.

— Джон, ты не мог бы подождать за дверью?

Джон опустил голову и ссутулившись покинул комнату — огромная широченная спина скрылась за дверью. Когда замок, щелкнув, вернулся в паз, добрый доктор открыла свой гребаный чемоданчик и первые, извлеченные из него предметы стали — стетоскоп и манжет для измерения кровяного давления.