Дальше до телефонной будки мы шли молча. Соединение прошло практически сразу. Дед взял трубку моментально. Наверняка уже сидел в ожидании. Даже в этой ситуации некоторые вещи я старался говорить не прямо, но он неплохо меня понимал. Прервал меня всего дважды. Один раз, когда хмыкнул по поводу китайцев. Я рассказал в качестве анекдота, но он-то прекрасно сообразил, в чем шутка.

– Говорят, был такой поп в Сербии, – сказал дед, – нюхом чуял колдунов. Давно это было, лет двести назад. Кое-кто уверен, что правда, не знаю. Слухи всегда разные ходили, и некоторые странные.

Второй раз высказался насчет кражи императорских бриллиантов. Слово «стырил» или еще какой синоним не прозвучало.

– Вероятно, могла хранить купленные на черном рынке пропавшие драгоценности последнего царя, – выразился я обтекаемо.

Дед прекрасно понял. Не хуже меня знает о ее развлечениях.

– Яна обожала старинные вещи, – сказал он столь же нейтрально, – у нее много чего могло быть. Редкие монеты, антикварные драгоценности, готское, афганское и боспорское золото из захоронений.

Ну готских кладов было несколько, про азиатские дела не в курсе, а вот про последнее я слышал краем уха. Лет тридцать назад обнесли музей в Ялте. Там лежали вещи из раскопанного кургана, ничуть не менее ценные, чем в Эрмитаже. Скифское золото буквально килограммами вынесли, оставив всякую бронзу и черепки. Воров так и не обнаружили. На аукционах вроде тоже не всплывало. Уж больно приметное добро и в каталогах числится. Все уверены – переплавлено. А оно вона как. Не представляю, что с такими ценностями делать, если реально в банке лежат. Миллионы, которые и показать никому нельзя.

– Я знаю, – сказал, дослушав, дед, – тебе все эти дела не по душе, но тут уже не просто семейное дело. Наших убивают. Не мешает разобраться. Через пару дней из старого города, – подразумевалась София, а вовсе не Константинополь, как могли подумать слухачи, – борт придет.

Он назвал рейс, а я ответно – связной телефон. Мало ли как обернется, пусть имеют возможность для маневра.

– Ребята на нем прилетят ушлые. Помогут разобраться. Когда начинают убивать родичей, такое спускать нельзя. А пока помоги двоюродному, – то есть Лео, но имя опять не звучит, – лады?

Можно подумать, я мог отказаться.

– Ничего не поняла, – сказала Катя озадаченно, когда я повесил трубку. – Это какой язык был?

– Вас в школе политической географии не учат?

– Между прочим, – надулась Катя, – я не вчера закончила, но нам всякую ерунду не впихивали. А в Константинополе, точно помню, на русском говорят и иногда английский с французским употребляют.

Помнится, у Жюля Верна что-то такое было. Испания, Австрия, Пруссия и Франция – провинции Англии. Но то ж в книге для отсталых туземцев! Может, она плохо училась? Надо бы заглянуть в российский учебник истории.

– Когда-то так и было. Аж до тысяча девятьсот двадцать третьего года, когда практически все европейские державы подписали конвенцию об особом статусе Вольного города и свободном режиме мореплавания в проливах. Базы русских и англичан остались, но уже чисто для демонстрации флага. Ничего по-настоящему серьезного там нет. А у нас провели первые свободные выборы. Победила с минимальным преимуществом Партия народного действия во главе с тридцатилетним Георгиевым.

– Ну ты меня совсем за дуру держишь. Кто ж его не знает!

Наверное, самый известный политик в мире. Получил пародию на государство, обладающее минимумом ресурсов и находящееся в центре нестабильного региона. Практически все соседи имеют территориальные претензии. Смешанное население с кучей этнических конфликтов и метрополиями рядом. Греки, армяне, болгары, евреи, два десятка тысяч турок, к которым у остальных большие претензии. А также итальянцы, македонцы, которых сербы считают испорченными смешением с другими народами братьями, а болгары думают точно так же, но для них это бракованные сородичи, ассирийцы, арабы, православные и католики, цыгане, помаки, аромуны, французы, русские и даже поляки. Как ни удивительна на азиатском берегу лет двести назад деревня, населенная ляхами, удравшими от Романовых. Кроме всего прочего, великие державы, отпуская в свободное плаванье, потребовали обеспечения равных прав национальностям и религиям, включая мусульман. Поэтому болгароязычных мусульман-помаков и немногочисленных турок никто не трогал. Такие же граждане. Правда, никого из сбежавших назад не пустили.

Суть в том, что на тот момент это была деградирующая выгребная яма, где полиция боялась контрабандистов, каждый четвертый не имел работы, хороший заработок имелся лишь у работающих на иностранных военных базах, а большинство остальных кормилось с порта так или иначе. Потому что ничего у Константинополя не было, кроме выгодного положения, и суда ходили регулярно мимо. А здесь команда могла получить все существующие удовольствия от выпивки и наркотиков до проституток и любого экзотичного товара. Баров и лавок разного рода было приблизительно столько же, сколько домов в десяти минутах ходьбы от причала. Правда, кому-то из неосторожных и голову могли проломить, но это для любителей развлечься в кабаке неудивительно.

Партия народного действия до сих пор у власти и занимает восемьдесят два места из ста в парламенте. И неудивительно. В Константинополе безработица составляет один процент, не работать – стыдно и унизительно в глазах соседей. Явный криминал отсутствует. Тяжкое преступление – чрезвычайное происшествие, хотя нельзя сказать, что не случается. Люди есть люди. Воровство и мелкое жульничество неистребимо. Но главное не то, что люди живут на уровне Франции, оставив позади Россию и норовя догнать США. Нынешнее поколение считает себя не болгарами или армянами, а константинопольцами. И говорит на другом языке.

– И не зря знают, – сказал я наставительно. – Он создал новый народ из кучи не любящих друг друга общин. Официально до сих пор язык документации и бюрократии французский, но говорим мы в быту на константини. За пятьдесят лет выработался гибрид. Есть даже правила грамматики, и жить в городе, не умея объясниться на нем, все равно, как расписаться – чужак. Люди в Константинополе законопослушные, но такого с удовольствием «обуют». Типичный приезжий заплатит за все в два раза больше и будет считать: ему одолжение сделали.

– Ты же русский! – сказала Катя обвиняюще, подумав.

– Это папаша у меня русский. А мать была македонка. И паспорта у меня всех трех стран.

А еще французский и бельгийский, но это чисто мама организовала, пока жили там.

– В Константинополе допускается другое гражданство. Даже не одно. Просто оно не имеет значения, когда поймают над чем-то вроде теплого трупа. Судить станут по местным законам, и никакие иностранные консулы не помогут.

– Но дед у тебя тамошний!

– Можно и так сказать.

– В смысле?

– Поселился по итогам Великой войны. Хм… Проще говоря, занял чей-то особняк. Хозяина не выкидывал, хотя такое частенько случалось, особенно с мусульманами. Тот или сам удрал, если турок, или убили в последние дни перед сдачей города, если христианин. Я, честно, никогда не уточнял. Тем более архив с записями о принадлежности имущества сознательно спалили еще в восемнадцатом. Чтоб потом претензий не предъявляли бывшие владельцы. Собственность тогда делили единственно возможным способом. Занял и живешь. В первые годы такие спекуляции были! Десятки раз продавали пес знает кому. Могли и чужое запросто впарить, потом ищи покупателя до посинения. В двадцать третьем официально признали по факту владения. Ну там были условия, особенно для сельскохозяйственных земель. Обрабатывать должен, а что лежит впустую – государство прикарманило.