Стоян выложил две полусотенных купюры и победно посмотрел на других игроков.

– Уверен? – спросил Сантехник. – Не блеф?

– Отвечаешь?

– Опасная специализация, – извлекая из бумажника деньги и кидая их в кучу, продолжил свой рассказ Сантехник, – поскольку нужно перевозить крупные партии налички и наркотиков. Эти, считай, офицеры и имеют по семь сотен в месяц. Плюс взятки, адвокаты, покупка оружия, иногда – безвозмездная помощь местным жителям, затраты, связанные со смертью. Похороны, выплата двухлетнего утраченного заработка. Лично мне остается две-три тысячи в месяц. И вот это – золотая мечта для стоящих на нижней ступени. Им любая война в жилу. Набегут две сотни готовых дубасить или резать кого угодно. Вдруг начальники запомнят и место освободится – его возьмут.

Резко зазвонил в соседней комнате телефон. Поскольку я единственный не участвовал в происходящем, даже Катя напряженно ждала, что скажет бабушка, решил ответить на звонок.

– Алло! – сказал нейтрально.

– Андрей? – спросил хорошо знакомый голос.

– Откуда ты знаешь этот номер, деда?

– Похоже, мой внук вырос идиотом, – с тяжким вздохом решил он. – Конечно же Лео сообщил. Давай, не изображай дебила, рассказывай подробно, что там у вас происходит.

В подтексте – желание получить информацию не от сомнительного родственника, заинтересованного в определенной реакции. У деда рефлексы конспиратора и боевика, проверяющего любые данные с разных источников, остались навечно. В детстве меня жутко раздражало, почему он вечно переспрашивает у других сказанное, будто не доверяет. Я практически ему не врал. Так, по мелочи. Ну если сбегал на море с нудного урока или получал плохую оценку.

– По телефону? – спросил с сомнением. – Здешний наверняка слушают. Не те, так эти.

– Даже так? Перезвони по-быстрому Тодору с другого, – отдал дед приказ и отключился.

Легко сказать! Прямого выхода отсюда на заграницу нет, нужно на почте или из дома заказывать звонок. Объяснять, кто такой упомянутый тип, не требуется. Такого человека на свете не существует. Есть корчма «У Федора», где любят собираться старички и играть в шахматы, иногда запивая победы или поражения ракией. Совершенно безобидное заведение, где когда-то заключались сомнительные сделки, а нынче там царят только воспоминания о бурном начале Вольного города. Но дед по старой памяти сидит там практически каждый вечер.

За дверью бабуля уже сгребла денежку. На две пары у Сантехника у нее три туза. А Стоян и вовсе сидит с кислой физиономией.

– Прогуляемся, – предложил я Кате, подмигивая с самым невинным видом.

– Куда? – грозно потребовала Алевтина Васильевна.

– Недалеко, проветриться.

– Чего удумал!

– А шо такое? – удивился я. – Ведь вы сами сказали, что все прекрасно и уезжать на время не нужно.

Скандал не состоялся. Она покраснела и закрыла рот. Честно говоря, не ожидал. Похоже, бабуля умнее, чем изображает.

Какое-то время мы шли по улице молча, разве что я объяснил, зачем потребовалось выйти на улицу при наличии телефона в доме. Не могу поручиться, но почти наверняка кто-то мог приклеить «уши», раз известно, где живу постоянно. К счастью, уж что-что, а связь в Москве прекрасная. В последнее время из любой телефонной будки можно позвонить за границу. Правда, придется постоянно подкармливать монетоприемник, но все лучше, чем заказывать обычным вариантом, когда неизвестно, кто сидит на параллельной трубке. Возможно, у меня паранойя, но это не означает, что господа из прокуратуры или жандармерии не занялись мною плотно после случая с той машиной. Все же нечасто происходят взрывы в Москве с криминальными жертвами. У нас тут не Чикаго, и взрывы нервируют министерское начальство в Петрограде, что отражается на карьере. Могу биться об заклад, в мои наивные глаза никто не поверил, а выяснить родственные связи – не такая уж огромная сложность. Значит, свяжут оба происшествия обязательно. И Яну – тоже. Потому прогулка слегка затянулась. Если быть логичным, ближайший телефон-автомат тоже прослушивается. Придется на всякий случай аж до третьего идти.

– Я чувствую себя героиней дешевого боевика, – сказала вполголоса Катя. – Не хватает только соответствующей агрессивной музыки.

Сантехник ничего на произвол судьбы не оставлял. Сзади двигались два серьезных парня в костюмах, зыркающие по сторонам. По другой стороне улицы чуть впереди шел он сам. Все трое имели оружие и даже особо не прятали. Я уверен, у них и разрешение есть. Охранниками где-то числятся.

– Итальянского, – поддержал я, – из современных прогрессивных. Про сицилийских крестьян. Молодой человек встречается с девушкой, но поскольку она правильно воспитана, наедине с мужчиной оставаться не имеет права. Огромный урон для репутации, и отец зарэжэт, если обнимутся без разрешения до свадьбы. Обоих, – подумав, внес уточнения. – Потому сзади в качестве свидетелей чистоты свидания следуют две подружки, одна пожилая мадам, трое братьев, причем у старшего – лупара, ну, это такое древнее ружье, по-нашему – обрез. Висит заряженная крупной дробью на плече на случай встречи с враждебными семьями. Кровная месть для них не пустой звук. Ну и куча любопытных детей бегает вокруг. При этом из-за забора доносится темпераментная итальянская ругань женским голосом с упором на «дебило», «кретино», «импотенто», «беззарплато».

– Тебе б сценарии писать.

– А внизу экрана перевод: «Уйди, постылый, я тебя не хочу».

Она рассмеялась. Уже хорошо. Мы все нынче на нервах от непонятности ситуации.

– Павел Григорьевич действительно опиумом промышляет?

Я даже не сразу понял, о ком речь. Сроду его отчества не слышал.

– Ну что ты. Он собирает с торговцев те самые двадцать процентов, которые идут выше. Потому очень хорошо разбирается в их бухгалтерии.

– А у тебя какой-то странный тон. Не любишь его за что-то?

– Да нет. Никаких терок с ним не имел. Мы с ним не ссорились никогда, но человек он темный – это и сама могла почувствовать.

– Опасный, – подтвердила Катя. – Такие вещи чую моментально. Но это ничего не значит. Ты тоже небезобидный, – и глянула косо.

– Я реально крутой, – гордо согласился я. – Ты еще не видела меня на ринге, тем не менее есть огромная разница между драчуном и стрелком. Спорт и убийство – разные категории. Справедливости ради, у таких людей есть определенный кодекс чести. Никого без веской причины избивать или убивать не станут. Но если есть приказ, он отработает, как начальник потребовал, не задумываясь. Ничего личного, чисто бизнес, как сказал американский гангстер Отто Берман, одно время ошивавшийся в нашем районе в Константинополе.

– Ты поэтому не хотел с ними иметь дело? – гнула она свое, не отвлекаясь на постороннюю информацию.

– Ну, Катя… Вроде достаточно уже видела моих родственников и должна догадываться – я не испытываю трепетного отношения к законам и Уголовному кодексу. Все дело в наркоте. Одно дело – травкой побаловаться, я тебе как будущий врач говорю, ничего ужасного, иногда полезно, как выпить в иных случаях. Для расслабления. Совсем другое – героин с кокаином и прочие сильнодействующие, вызывающие привыкание. Последняя стадия – это жуть. Натуральный псих с кучей болезней, от желтухи до отказывающих почек, готовый маму родную прикончить ради дозы. В Константинополе за продажу вешают, и там практически невозможно купить наркотики на улице. Богема может ширяться, но даже они опасаются открыто. Когда я узнал, что наши всерьез замазаны в этих делах, имел глупость открыть рот на Большого Артема. Он мне так покровительственно объяснил, что глуп еще и молод мораль читать. Там крутятся такие деньжищи, что если не он этим займется, то кто-то другой подгребет под себя. Я не ангел, понимаю, что нет белого и черного, любой бандит дома – заботливый муж и отец, а говорящий правильные слова политик ходит по проституткам и берет взятки. Но этого цинизма и плевания на чужие жизни не принимаю. Всему есть границы, и пусть в дерьме плавают другие. Уж при наших талантах никто б не просил подаяния. Но они неспособны были остановиться! Больше хапать! Больше! Еще! Еще! – Я и сам не заметил, как повысил голос. – Может, потому их и убили, – сказал спокойнее. – Не только их алчность заела.