– У вас свои хорошие травники, я знаю.

Нойда сел на траву, вдыхая тянущую от воды прохладу. Просительница осталась стоять в сторонке.

– Травник нам не помог, – сказала она. – А я думаю, это проклятие. Здоровый был мужик до самого травня, а потом начал худеть, бледнеть… В груди, говорит, колет, аж дышать трудно… Щеки запали, на лбу морщины легли… Я давеча гляжу, а него седина в бороде…

Нойда прикрыл глаза. Стрекот кузнечиков на лугу и нежный шелест камыша у воды навевали дрему.

– … вот думаю – может, это я его нечаянно прокляла?

– Что? – нойда аж проснулся.

– Ну, ругала его змеем подколодным, коварным изменщиком… Кричала всякое: чтобы у тебя повылазило, свело б тебе спину коробом, живот жёлобом…

– Ты? – нойда бросил на нее долгий, пронизывающий взгляд. – Нет, ты проклясть не можешь.

– А если я была на него очень зла? – не отставала словенка. – Говорят, злость силу словам придает! Может, какая нечисть услышала да и…

Нойда подался вперед, оперся локтями на колени, переплел пальцы и устроил на них подбородок.

– Темнишь ты, женщина, – с досадой сказал он. – Что же вы, вене, никогда прямо не скажете, с чем пришли, а все вокруг да около ходите? Другая твоему супругу полюбилась поди?

Женщина всхлипнула. Нойде стало скучно.

– Не моё это дело – твоего бычка в родной хлев заворачивать, – буркнул он, с сожалением поглядев на корзинку. – Ступай, найди знающую старуху…

– Радко меня любит! – вскинула голову словенка. – Его злыдня-болотница приворожила! Мы с ним душа в душу жили, пока она, змеюка, из леса не выползла… Помоги, колдун! Ничего не пожалею!

Нойда покосился на молодую женщину.

– Как тебя зовут?

– Веленой, – не слишком охотно сказала женщина.

– Расскажи, что там за разлучница?

– Ведьма болотная, – с ненавистью сказала Велена. – Я ее хорошо из кустов разглядела, когда они с моим Радко на ночной лов сети ставили… Такая страхолюдина! Тощая, бледная, коса черная, глазищи пучит, а больше и посмотреть не на что – ни кожи, ни рожи! Чем она могла его взять? Радко дом бросил, у воды поселился… Я к волхвам ходила – не помогли… Совестили его всем миром – не слушает! Отстаньте, говорит, от меня! Я ничего дурного не делаю, рыбу ловлю, детей кормлю…

– Если детей кормит, так может и пусть себе? – предложил нойда. – А ты другого найди…

– Да это не наши дети! Это ее дети! Притащилась откуда-то, и целый выводок с собой привела, – с особенным отвращением выплюнула женщина. – А Радко-то знаешь, что мне сказал: «они теперь мои дети»! Да как у него язык повернулся? Вот потому он и заболел – они из него соки пьют. Злыднюшка ночами силы тянет, а детушки днем остатки доедают…

«Да, пообедать не мешало бы», – подумал нойда, внезапно ощутив, что голоден и в сон его уже не клонит. Ах, вот оно что – дневная жара начала спадать. Воздух понемногу наполнялся звоном комаров.

«Что ей на самом деле от меня надо?» – задумался он, глядя на словенку.

Впрочем, догадаться было несложно.

– А Радко-то мой, – продолжала жаловаться Велена. – Худеет, чахнет, а сам еще и доволен! Уж так ради зазнобы расстарался – избу новую срубил! Ну не избу, конечно, зимовьюшку малую…

Женщина злорадно засмеялась.

– Да только не будет им счастья в той избе. Он, дурачок, поставил ее дверью на север. Теперь вся нечисть с полуночи к ним в дом потечет, все беды с несчастьями…

Нойда потянулся к корзинке, взял пирог.

– Расскажи еще о той избе, – приказал он, запуская зубы в поджаристую корочку.

– А что рассказывать… Я близко-то не подходила. Вокруг сети сушатся… На крыше мох пышный, зеленый, как с трясины, и все водой капает…

– Окошки на какую сторону смотрят?

– Окошки? – с удивлением сказала женщина. – А нет их там.

– Даже волокового?

– И волокового нет. Я не видела, как они топят… Наверняка она так строить ему велела. С такой-то красавицей длинноносой, ясно, лучше в темноте сидеть…

Пирог с кашей и салом был прекрасен. Нойда даже на миг пожалел негостеприимных жителей деревни, которым теперь до зимы гадать, придут к ним волки с медведями или нет.

– Ладно уж, – сказал он. – Погляжу, чем твой муж хворает. Завтра утром приходи на это же место, тут меня найдешь.

Велена принялась жарко благодарить.

– Радко мой – добрый, сердце за него болит! Недавно иду по лесу, а он навстречу – аж на ветру качается… Меня увидел – будто проснулся. Обняла его, расплакались оба… Потом вырвался, как через силу, и дальше поплелся…

Сейчас, когда Велена не злобилась и не шипела, охаивая разлучницу, нойде стало даже жалко ее. Бедняжка уже уверилась, что вот он избавитель – все беды руками разведёт. Муж вернётся здоровым, а разлучница сгинет. Длинноносая чужачка, которой нравится жить в избе без окошка, с дверью на север… Которая так не любит солнечный свет, что ловит рыбу лишь при луне…

До дальнего лесного озера, на берегу которого поселился неверный Радко, было не так просто добраться: полдня пути, и то есть наверняка знать дорогу. Велена проводила нойду почти до самой избы. Хотела и дальше идти, но он настрого запретил.

Озеро было наполовину заросшим. Чем дальше, тем сложнее понять, где твердо, а где топь – все покрыто зелеными моховыми кочками. Ближний берег, впрочем, был повыше и посуше. Велена сказала, что это озеро всегда считалось очень рыбным. Правда, ни одного рыбака нойда там не встретил. Зато, пока обходил, не раз натыкался на вытащенные на берег долбленки и старые, развалившиеся ловушки-верши. «Похоже, заброшены здешние тони…» – отметил он про себя. Его это не удивило – лишь подтвердило кое-какие догадки.

Вскоре нойда увидел среди сосен ладную, пахнущую смолой избушку. На берегу сушилась плоскодонка, рядом были развешаны сети. Хозяина поблизости видно не было. Нойда, пользуясь этим, подошел поближе и принялся рассматривать избу. Странная постройка – то ли баня, то ли лабаз… Нойда помрачнел, когда сообразил, что ему напоминает этот домик без окон. Именно в таких на севере хоронили мертвецов.

Когда он отворил дверь – из сумрака пахнуло сыростью, гнилью, озерной тиной. У дальней стены была навалена куча гнилых сетей, издававших отвратительную вонь.

«Да тут и вовсе печки нет, – отметил нойда. – Здешняя хозяйка не любит огня – пуще солнечного света…»

– Ты кто, добрый человек? – раздался напряженный голос сзади.

Нойда обернулся.

– Чур меня, чур! Леший!

В нескольких шагах от него стоял темноволосый мужчина с острогой в руках. Он испуганно глядел на гостя, словно колеблясь, не удрать ли со всех ног. Видно, это и был тот самый Радко: молодой, но и в самом деле будто изглоданный застарелой болезнью. Высокий, худой; красивые черные глаза запали, в волосах и бороде седина не по возрасту…