Каждый раз перед тем, как отправиться в храм, я окружал особняк мощнейшими чарами, не позволяющими использовать в его стенах любого рода магию. То есть, вздумай убийца Дочерей Лилит появиться, ей бы пришлось выйти из тени, а она вряд ли бы решилась пойти на такой риск. Эйзерваля я снабдил ружьем с автоматическим барабаном на шесть пуль. В молодости он любил охоту, и стрелять умел. Я тревожился лишь об одном — что впитавшиеся в стены особняка чары мешают «путешествию» Розали из будущего в прошлое. Может быть, именно поэтому она вот уже несколько дней не появлялась в «Лавандовом приюте»?

И Лилит не спешила показываться мне на глаза. Но в один из дней, наполненных томительным ожиданием и девичьим страхом, произошло незначительное событие, в этой истории ставшее поворотным.

Метка на руках Дочерей Лилит зажглась.

Анна-Лиза вошла в мою комнату, держа одной рукой другую за запястье — в мнимой попытке унять жгучую боль. На тыльной стороне ее ладони алела прежде черная метку.

— То же самое и у других, — морщась от боли, сказала она. — Лилит призывает нас. Что-то случится.

— Вы никуда не пойдете, — решительно ответил я. Подойдя к Анне-Лизе, провел пальцем по ее ладони, накладывая символ исцеления. — Это поможет на какое-то время.

Анна-Лиза благодарно кивнула. Спустившись в гостиную, где сидели взволнованные Дочери Лилит, я оставил у каждой из них исцеляющий символ. И только проверив целостность плетения чар на стенах, покинул «Лавандовый приют».

Замок на двери старой часовни был снят, дверь открыта. Я насчитал шесть девушек, стоящих ко мне спиной и окруживших алтарь. Вошел внутрь, и, крадучись, пошел вперед по проходу между скамьями. Хотел поймать одну из теней, отбрасываемую выступами в стенах, и закутаться в нее, как в покрывало. Но не успел.

Одна из Дочерей Лилит стремительно обернулась — будто почувствовала вторжение чужака в храм, ведь моих шагов она услышать никак не могла. Следом за ней повернулись и остальные. А за их спинами я увидел Лилит. Длинный гладкий хвост, уродливое лицо со следами будто от ожога. Вопиюще откровенные одежды — тонкая полоска ткани, прильнувшая к груди, спускалась вниз и обвивалась вокруг бедер, оставляя ноги полностью обнаженными.

Лицо ее исказила раздраженная гримаса, мгновением спустя сменившись маской ледяного спокойствия.

— Вон. — Голос Лилит двоился, словно в ней жили два существа, два разума, разделившие одно тело. Мелодичный и низкий, чуть хрипловатый, голоса звучали почти в унисон. — Все вон!

Дочери Лилит бросились врассыпную, и поспешили покинуть храм своей госпожи. В глазах их плескался страх — никто из них не желал испытать на себе гнев дочери дьявола. Когда храм опустел, Лилит повернулась ко мне.

— А я все думала, придешь ли ты. Жаль, что это случилось именно сейчас — ты разрушил мои планы. Но это все равно бы рано или поздно произошло. Тайное, милый мой Кристиан, всегда становятся явным.

Нечто в ее голосе — в одном из ее голосов — показалось мне очень знакомым. Как сирена, своим голосом она затронула струну в моей душе, тут же натянувшуюся до предела. А потом… что-то произошло. Будто с моих глаз спала пелена, и я увидел истинное обличье той, кому поклонялись Дочери Лилит; той, что называла себя дочерью Люцифера.

Мое сознание раздваивалось. Я видел и дьяволицу, и прекрасную девушку с длинными светлыми волосами и мшисто-зелеными глазами.

Я видел Фелицию.

Будто кто-то невидимый нанес мне удар под дых и выбил из легких весь воздух. Я ошеломленно смотрел на ту, что называлась моей сестрой, а на деле была дочерью моих приемных родителей.

— Ты… — Это все, на что меня хватило. В этот момент я просто отказывался верить своим глазам. — Ты знала, что я приду. Значит там, в тенях, в доме Анны-Лизы была именно ты.

Фелиция поджала губы.

— Все это время ты мне врал. — Теперь ее голос звучал привычно и знакомо, без его искаженного эха. — Говорил, что твои способности, которыми в детстве ты едва не довел родителей до полусмерти, пропали. Это неправда — ведь иначе ты никогда бы меня не поймал. Но тогда, в доме так разочаровавшей меня Дочери, ты появился за мгновение…

— За мгновение до того, как ты ее убила, — процедил я. — Да, я тебе врал. Не хотел пугать тебя своим даром. Как же я был наивен — щадил твои чувства, пока ты… Чтобы ты не говорила, твоя ложь куда страшнее моей.

— Ты постоянно разрушаешь мои планы, — неприязненно произнесла приемная сестра. — Вот только в этот раз этому не бывать. Мои Дочери… Они мне помогут.

Я потер руками ноющие виски. Черная Луна. Лилит. Убийца с черными лилиями. Фелиция. Сумасшедший круговорот, похожий на торнадо.

— Зачем? Зачем ты называла себя Лилит? К чему весь этот фарс?

— Фарс?! — Фелиция наклонила голову, озадаченно всматриваясь в мое лицо. — Кристиан, открой глаза, наконец — я и есть Лилит!

Я нервно рассмеялся. Похоже, моя приемная сестра больна. Не знаю, что стало тому причиной, но… она никак не могла рассуждать здраво. Она раздраженно выдохнула, тонкие ноздри гневно раздувались. Фелиция шагнула вперед и…

В пространстве старой часовни закружились тени. Они льнули к ногам Фелиции, кружась, взбирались по ее ногам вверх. И я снова узрел то, что видел, входя в храм. Тени льнули к ее коже, словно стирая краску — прекрасную и совершенную Фелицию, обнажая темное нутро — Лилит. Мерзкий хвост ее хлестнул меня по руке, и это прикосновение обожгло болью.

— Ты же должен распознавать иллюзии, — прошептала она. — Так скажи мне, иллюзорна ли я? Нет, потому и молчишь, что сказать «да» не можешь. Оба мои обличья истинные — я всегда была двуедина. Так распорядилась мать, чтобы скрыть мою пугающую личину под маской красоты и нежности. Но и ты, милый мой братец, должен быть двуедин.

Крылья. Мои крылья, сотканные из тени. Сотканные из тьмы. Я старательно отгонял от себя мысль, жалящую, как ядовитое жало, но она упорно возвращалась обратно.

— Ты не помнишь, ты и правда не помнишь! — изумленно проговорила Фелиция - Лилит, глядя на меня во все глаза. — Как же можно не замечать правды? Видеть очевидное, но упорно его не принимать?

— Не принимать что? — взорвался я.

— Кристиан, ты — мой брат, мой истинный брат, хоть все это время ты и считал иначе! — с жаром воскликнула она.

— Это неправда, я… — Я замолчал. Двуедины. Она говорила, что мы оба двуедины. И наша магия, магия тени, присущая нам двоим…

— Мы — дети Касикандриэры, — Голос Лилит, звонкий, торжественный, заполонил пространство, разогнав прячущуюся по углам тишину. — Она зачала нас от земного мужчины, ведь от Люцифера зачать не могла. Первым был ты, и говорят, самому дьяволу ты приглянулся. Но когда на свет появилась я, наша мать решила, что для нас, смертных, полулюдей-полудемонов, будет лучше взрослеть в мире смертных. Касикандриэра отдала нас в семью, стерла воспоминания наших приемных родителей, чтобы они думали, что мы их родные дети. Касикандриэра хотела, чтобы мы заботились друг о друге.