Луттовиц, 3 мая 1945 г. Округ Баутцен

Нашей следующей огневой позицией 27 апреля стало местечко Клике, на следующий день мы переместились в Зомеран, а 29 апреля перебрались сюда, в Луттовиц.

Находимся под постоянным обстрелом противника. Ведем ответный огонь в направлении Радибора, который находится от нас на расстоянии 2 или 3 километров.

У нас в соседях находятся: кавалерийский полк, дикие казаки со своими невысокими лошадками, соединения Власова, которые сражаются на нашей стороне. Они отважные рубаки, скачут мимо нас с перекошенными от ярости лицами. Дела у них хуже некуда. Если они попадут в руки соотечественников, то будут казнены на месте как предатели родины. Однако они стоически принимают свою судьбу, храня гордое самообладание. Мы не можем говорить с ними, не можем ничего дать им или держаться рядом с ними. По той рощице, где они расположились, русские вели самый мощный артобстрел. Снаряды их орудий повалили почти все деревья, повсюду лежат мертвые лошади с уже раздувшимися животами, а рядом с ними, на лесных просеках — опаленные огнем взрывов тела, немцев или русских — уже не разобрать. Смерть уравняла их.

Будь проклята эта война! Будь она проклята!

Лёбау, 5 мая 1945 г.

Луттовиц был нашей последней и самой продолжительной огневой позицией. Мы неплохо пожили здесь, я хочу сказать, в отношении провианта, поскольку нам удалось разжиться здесь бараном и поросенком.

Вчера мы перебрались сюда, в Лёбау. Это родной город второго номера нашего расчета. Но Гейнц не осмеливается заглянуть домой. Он не хочет оказаться дезертиром, потому что это карается смертной казнью. К тому же все население городка должно было до среды оставить его, поэтому Гейнц полагает, что его матери все равно нет дома. О, если бы я попал в Мютценов, то сразу же бросился бы домой. Говорят, на Западе уже подписана капитуляция. Война заканчивается. Ходят самые разнообразные слухи. Поговаривают, что американцы освобождают наших военнопленных и снова вооружают их, чтобы изгнать большевиков из Германии. Тогда наша родина снова будет освобождена. Все хотят, если это правда, вместе с американцами сражаться против русских, сколько бы ни продолжалась такая война.

Мы снова оказались в котле и окружены русскими со всех сторон, но на этот раз котел огромен и простирается почти до самого бывшего Западного фронта.

В последние дни произошло много всего. Гитлер мертв. Говорят, что он пал в бою. Вроде бы умер также и Сталин. Чему еще можно верить? Все вокруг рушится.

Мы же, вскормленные идеями национал-социалистической Германии, остались теперь ни с чем.

Моей величайшей верой остается моя приверженность христианству. Неужели в некий день рухнет и она? И что тогда?

Вечером

Был в городе вместе с Гейнцем, его маму не нашли. Нас обстреляли пикировщики, мы укрылись на фабрике, выпускавшей снаряжение для флота. Все фабричные здания стоят пустые, нигде не видно ни души. Мы раздобыли себе здесь новое обмундирование, светлосерые кожаные штаны и более темные куртки, переоделись и вернулись на батарею. Теперь лежим в палатке и ждем, что произойдет. Нам ничего больше не остается, как только ждать.

В Богемии, 9 мая 1945 г., 3 часа утра

Война окончена. Об этом нам только что сообщил командир. Подписана капитуляция и на Востоке. Мы проиграли войну. Все здесь надеются только на американцев. Поэтому мы должны попытаться проскользнуть на Запад. Минометы бросаем здесь, те шестнадцать снарядов, которые у нас еще остались, закопаем.

Мы уже побросали все снаряжение, противогазы, пулеметы и прочее барахло. Если попадем в руки русских, они не должны найти при нас никакого военного снаряжения. Кое-кто уже раздобыл гражданскую одежду. У меня есть кожаный костюм, добытый на морском складе в Лёбау. Переоденусь в него. Но в каком же направлении двигаться? Мы совершенно не представляем себе, в каких районах находятся русские и где еще имеется свободный проход на Запад.

Пока что мы еще остаемся на месте, лагерем на обочине проселочной дороги, и ждем. Тем временем пришло известие, что Шёрнер отдал приказ: продолжать борьбу в Богемии![200]Теперь командиры выясняют, касается ли это также и частей реактивной артиллерии. Это ожидание ужасно изматывает. Драгоценное время бесцельно теряется.

Пять часов утра

Все решилось! Батарея будет распущена. Мы получили команду любым образом добраться до американцев. Маршрут следования: Бёмиш-Лейпа[201]— Ляйтмериц. Но сначала к Эльбе.

Мы, несколько парней с батареи, которые всегда были первыми номерами минометных расчетов, хотели было пуститься в путь на нашем грузовике. Но когда уже уселись в него, появился наш командир с несколькими офицерами штаба и приказал нам выйти из машины. Все они сами уселись в грузовик и тут же уехали. И стоило нам быть такими недотепами! Мы так и остались стоять, бедолаги, на дороге с разинутыми ртами. Отличный был у нас командир и такие доблестные офицеры! Доброго пути в ад, господин пастор! Воистину ты, как добрый христианин, думаешь в первую очередь о себе.

Да и продувные ребята из обоза вовремя подсуетились, «организовали» где-то велосипеды, и только их и видели. Остались только такие недотепы, как мы.

Вечер того же дня, 23 часа Южнее Течен-Боденбаха[202]

Ну и денек выдался сегодня! Я измотан до предела, от меня разит потом, но заснуть я не могу. Этот день я не забуду никогда в жизни.

Мы двинулись в путь сегодня рано утром с четвертым номером нашего расчета. План наш был таков: пешком добраться до Эльбы, «организовать» там лодку и по ночам сплавляться на ней до Гамбурга. Там четвертый номер у себя дома.

Другие ребята из нашего взвода вскоре от нас отстали. Пройдя километров двадцать, мы снова встретили нескольких человек из нашей батареи. Оказалось, что они обнаружили в лесу множество разбитых грузовиков и пытались теперь сотворить фокус — собрать из нескольких негодных одну рабочую машину. С ними мы кое-как добрались до окрестностей Бёмиш-Лейпы. Не доезжая нескольких километров до города, мы окончательно застряли в кювете у проселочной дороги. Во время этого путешествия грузовик регулярно пытался опрокинуться, но, к счастью, никто из нас не вывалился из кузова.

Двинулись снова на Бёмиш-Лейпу. Вскоре подсели на крестьянскую телегу, которую тащила заморенная лошадь. Ее хозяин, чех, не произнес ни слова, но кивком позволил нам сесть на его «транспортное средство». В городе дикий хаос! Наш чех остановил телегу, знаками дал понять, что нам надо быстрее исчезнуть, обозначил направление на север, показал на подмышку, а потом чиркнул ладонью по шее. Мы поняли эту пантомиму: чешские части заняли город и теперь разыскивают солдат из войск СС с вытатуированной под мышкой группой крови, которых и приканчивают на месте. Мы бросились прочь. (Как хорошо, что в свое время меня не смогли уговорить подать заявление на зачисление в войска СС!)