Во второй половине дня у нас только чистка оружия, наших старых карабинов М 98к. Под конец этого занятия снова построение по тревоге, но нас это не касается; так как мы проходим офицерское обучение, то не можем добровольно отправиться на фронт. При этом циркулируют слухи, что на следующей неделе мы будем принимать участие в своем первом бою. Что-ж, так тому и быть! Теперь мне все равно, у меня нет больше дома, я не знаю, где мои родители, мои братья и сестры. Если бы только получить письмо из дома! Похоже, однако, что почта больше не доходит. Русские стоят в 70 километрах от Берлина, веришь в это или нет. Так хочется надеяться, что все мои домашние еще в безопасности. Но где теперь безопасность?

Мне остается только взывать: Господь, сохрани их всех!

3 февраля 1945 г.

Был в кино, смотрел «Музыку в Зальцбурге». После сеанса в голову пришла другая идея. Пообедал в подвальчике ратуши, оставил там свои последние отпускные карточки, получил мизерную порцию. Какая-то довольно мерзкая рыба, но хотя бы немного утолил голод.

Хозяева квартиры, в которой я живу, получили сегодня целый вагон угля. У них перебывал весь город — каждому хочется хоть немного согреться. Больше, однако, ничего нет. К тому же Саксония довольно бедная область. Хотя люди тут милые и красивые, но говорят они на ужасном наречии. Этот диалект просто безобразит немецкий язык. По сравнению с ним наш обиходный язык — просто «музыка моря».

Хайнихен, 7 февраля 1945 г.

И снова тянется эта чертова служба. Уже время идет к семнадцати часам, пора заканчивать… но на меня еще смотрит этот невычищенный пулемет! Даже писать об этом не хочется! У нас были практические занятия с реактивными минометами, таскались с ними, утопая в глубокой грязи. Перемазались с ног до головы. Теперь придется весь день ходить в промокшей до нитки форме. Но к этому приходится привыкать, как уже привычно стало ходить с мокрыми и холодными ногами.

Еду теперь нам больше нельзя уносить домой. Мы должны принимать пищу все вместе в спортивном зале. Это тоже никак нельзя логично объяснить. Раздача пищи продолжается так долго, что, когда можно начинать есть, все уже холодное. Уже довольно долго мы никогда не наедаемся досыта. Обеденный перерыв из-за этого становится короче, а когда мы вечерами еще и совместно ужинаем, то после ужина остается совсем немного свободного времени.

Последние указания: мы должны завести тематические тетради по материальной части стрелкового оружия, теоретическим дисциплинам и так далее. Услышав такое, мы были просто ошеломлены и до сих пор пребываем в таком состоянии. И кому только такое пришло в голову! Это ведь просто какой-то бред и абсурд: русские стоят у стен Берлина, а мы заводим тематические тетради, в которых описываются ружейные приемы и марш-броски по тревоге. Но согласно приказу фюрера новое офицерское пополнение для фронта должно обязательно пройти соответствующую подготовку. Но как и кому мы должны будем отдавать приказы, если до сих пор даже не были на фронте? Все наши попытки отправиться на фронт добровольцами неизменно пресекаются командиром.

Сегодня ночью во время передачи по радио о подаче сигнала тревоги я почувствовал пять далеких бомбовых разрывов. Я только перевернулся на другой бок и снова заснул. Сегодня днем — массированный воздушный налет и ковровая бомбардировка Хемница. Все население нашего городка взволновано. Здесь до сих пор не видали ничего похожего и пугаются даже отдаленного гула. Подумать только, как безмятежно жили здесь люди на пятом году войны!

Из дома до сих пор нет никаких вестей. Я даже не знаю, что мне и думать. Ужасно, какие мысли приходят мне порой в голову. На занятиях я даже иногда не могу слушать наших преподавателей, а только и думаю что о своих домашних. Где все они могут быть? Мама, папа, Вальтрауд, Эрвин и Эльфрида с маленькой Моникой, а также и Герберт. Может, он оказался в плену или пал в сражении? Последнее, что я о нем знал, — что он оказался водителем-механиком «Тигра» где-то в районе Ахена, Дюрена. А что происходит со всеми другими моими односельчанами, которых я знаю и люблю? Надеюсь, что все же весточка из дома хотя бы еще раз придет.

10 февраля 1945 г.

В ходе полевых учений с реактивными минометами я вывихнул безымянный палец на правой руке и временно признан негодным для несения внутренней службы. Теперь определили помогать на кухню. Вот это жизнь! Наконец-то снова наелся досыта. Слопал пятнадцать биточков. Вечером вместе с Густавом Грюнделем из Дюссельдорфа провели пару чудесных часов в семействе Бутце. У меня такое чувство, что со мной все будет хорошо.

11 февраля 1945 г.

Первое откомандирование с курсов, раздают «бегунки» тем, кто признан негодным для прохождения офицерской службы и не желает поступать в школу оружейников в Целле. И вот сегодня — мой ужас невозможно описать — было названо также и мое имя. Первой моей мыслью было то, что этим я обязан Майеру. Он постоянно придирался ко мне, а все мои действия при несении внутренней службы вызывали только его гнев.

Но теперь ужас улетучился, я упрямо спокоен, как старый солдат, и говорю себе: кто знает, что лучше! Удовольствуйся этим, ибо свыше предначертано, переживешь ты войну или нет.

Попрощался со всеми хорошими товарищами, которые как раз отправлялись к следующему биваку. Фрау Хайде и фрау Бутце едва не упали в обморок от ужаса, когда я рассказал им про мое откомандирование. Они считали меня едва ли не своим сыном, так они заботились обо мне все это время. Фрау Бутце к прощальному вечеру даже напекла творожников, и в этот вечер все обхаживали меня так тепло, как только могли. Ханни даже разнюнилась в этот вечер — так здесь, в Саксонии, говорят, когда кто-то плачет от избытка чувств. Да и мне тоже было довольно тяжело паковать вещи и прощаться со всеми ними. Какие все же хорошие люди живут в Саксонии, я больше никогда ни слова не скажу про их диалект.

Дитер сегодня задирал нос по тому поводу, что он получил направление в школу оружейников, а я нет. Он говорит, что я теперь никогда не смогу стать офицером! Бедный парень! Еще будет он беспокоиться о моем жизненном пути! Как мне плевать на то, смогу я стать офицером или нет. И это при том положении, в котором сейчас находится Германия!

Согласно моему командировочному предписанию, я должен следовать на восток, в распоряжение командира третьей батареи, находящейся в Кроппене.[179]Завтра утром выезжаю через Дрезден.

Косвиг,[180]18 февраля 1945 г.

Наша поездка продолжается уже шесть дней. Мы попали в ужасную неразбериху. До третьей батареи мы так пока и не добрались. В Дрездене проводился строгий контроль, и «цепные псы»[181]заставили нас сойти с поезда. Все солдаты, следующие через Дрезден, задерживались и направлялись на командный пункт в Косвиге. Та же участь ожидала и нас. В Косвиге из отпускников, больных и раненых формировались новые батареи и полки, которые тут же отправлялись на фронт. Здесь уже не было необходимости вызываться добровольно на фронт, я просто позволил себя задержать и разделил общую участь. Это я узнал в течение пары дней от бывалых солдат. Все они вели себя с тупой обреченностью.