Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня ведь есть время, ваша честь? Я понимаю, что первые восемнадцать лет моей жизни мало кому интересны, но, если я не расскажу о них сейчас, об этом ведь никто не узнает. Дело в том, что на меня никогда не делали ставку. Не самая умная, не очень красивая и совершенно не талантливая. Мама наряжает меня как куклу, пытаясь скрыть дефекты внешности красивыми бантами и туфельками, но я вечно пачкаю одежду. Если честно, не помню, чтобы меня хвалили в детстве, а ведь каждый ребенок заслуживает хотя бы какого-то поощрения. Почему-то всегда оказывается, что написать можно было аккуратнее, а кофточку надеть покрасивее. Это не оправдание, не подумайте, мне просто хочется объяснить, почему у меня появился ребенок в восемнадцать лет.
Иногда я и рада бы сходить на какой-нибудь концерт или одеться иначе, не так, как велит мама, но всякий раз это разбивается о железный аргумент: «Вот когда станешь взрослой и у тебя будут свои дети, сможешь делать глупости и иметь всякие там мнения». И тут появляется он, парень, который говорит мне, что я красива. Уже работая в больнице, я тысячу раз от разных людей слышу, как мужчины убиваются о том, что их никто никогда не любил «по-настоящему». Они никогда не уточняют, что значит «по-настоящему», но, если вы хотите стать для девушки богом, вам достаточно выбрать ту, что не поднимает глаз от земли. Выберите самую некрасивую в компании, напоите ее и всеми правдами и неправдами разговорите. Всего один раз изобразите, что вам действительно интересно то, что она рассказывает, а потом, когда дуреха будет готова из благодарности вам отдаться, разденьте ее, подведите к большому зеркалу и скажите:
– Посмотри, какая ты красивая!
Запомните эту формулу раз и навсегда. Девушка полюбит вас на всю жизнь. Полюбит сильнее, чем себя, ведь только в ваших глазах она действительно прекрасна. Конечно, это работает только с теми, кому никто не говорил об их привлекательности. Но не стоит отчаиваться, ведь таких на самом деле большинство.
С тем парнем мы встречаемся всего несколько месяцев, а потом я узнаю, что беременна. Он тут же уезжает на фестиваль в Лондон, а может быть, просто не хочет принимать трудное решение, и это делает моя мать. Я не держу на него зла, ведь он был первым, кто назвал меня красивой, и последним, кому я поверила.
Если честно, я думаю, что все обернулось к лучшему, ведь теперь у мамы больше не будет доводов, чтобы затыкать мне рот. Я тогда не понимала, что для родителей мы никогда не становимся взрослыми. Слышали об этом, верно? Не думали, что это значит? Это про то, что для них вы никогда не станете настоящим человеком. Они не виноваты в этом, наверное…
Должность санитарки дает массу преимуществ, в которых обычно нуждаются женщины. Можно отдать ребенка в сад, получать льготы и бесплатную медицинскую помощь. Работа в пятом корпусе к тому же предполагает существенную прибавку к зарплате. Когда я интересуюсь у старшей медсестры, отчего так происходит, она только мрачно усмехается и предлагает прогуляться на экскурсию. В пятом корпусе лечатся старики и безнадежные больные. Гериатрическое отделение. Я иду по коридорам и ничего необычного не замечаю. Разве что тут слишком тихо для больницы. Никто не стонет и не кричит, никаких посетителей, и даже телевизоры всегда выключены. Пациенты по большей части сидят возле окон в своих палатах и наблюдают за тем, что происходит на улице. Они уже не вполне живы, но пока еще не мертвы. Короче говоря, я решаю, что это лучший для меня вариант, если вообще не работа мечты.
Пятый корпус больницы «Лайнц» поэтически настроенные врачи именуют юдолью скорби. Звучит, наверное, красиво, но, когда слышишь такое название, не думаешь, что за ним стоит стойкий запах пропахших мочой простыней и старого немытого тела. Эту вонь удается перебить хлоркой лишь в коридорах.
По большому счету гериатрический центр при больнице – это дом призрения для никому не нужных стариков. Пожалуй, нужно пояснить, что гериатрия – это раздел медицины, в котором изучают болезни старческого возраста. Врачи-гериатры учатся десять лет подряд. Конечно, они относятся свысока к тем, кто безо всяких дипломов выносит из-под пациентов переполненные судна.
Меня всегда интересовало, кто идет учиться на такие специальности. Кому придет в голову лечить то, что невозможно вылечить? Или все эти врачи-гериатры сидят по ночам и пытаются придумать таблетку от старости? Я не нахожу ответа на этот вопрос.
Обычно врачи приходят в отделение, подписывают бумажки, идут на обход, а затем норовят скрыться в кабинете и больше никак не контактировать с пациентами. Всем заправляют медсестры, которые считают своим долгом помыкать санитарками. Медсестры все-таки много учились, чтобы выносить переполненные судна, а мы, недоучки из медицинских колледжей, делаем это просто так, безо всякого образования.
Когда я устраиваюсь в отделение, Вальтрауд уже работает здесь. Эта женщина со стильной прической в духе хиппи на несколько лет старше меня. Она носит большие очки с затемненными стеклами и модные джинсы. Вальтрауд производит впечатление умного и уверенного в себе человека, причем настолько преуспевает в этом, что ее слушают даже врачи.
Я очень удивлена, когда Вальтрауд вдруг начинает много времени проводить в палате одной пациентки. В больнице не принято говорить по душам с больными, а уж тем более в пятом корпусе. Большинство людей здесь плохо понимают, где находятся, что, наверное, к лучшему. Те, кто все осознает, обычно часами молчат и смотрят в окно. Этот крохотный кусочек свободы – все, что им доступно. Та пожилая женщина, с которой дружна Вальтрауд, страдает от болезни Альцгеймера. Эта хворь у всех проявляется по-разному. Однако чаще всего люди лишь на время впадают