Всё здесь выглядит так, будто построено из Лего: чёрного, серого, белого и бежевого. Однообразный пейзаж простирается всё дальше, и дальше, и дальше.

Я встаю и заглядываю в отсек, в котором, по словам Филипа, хранится еда. При одной только мысли о ней рот у меня наполняется слюной. Я вспоминаю пироги, которые Ма готовит в пабе: золотистое, хрустящее тесто и нежное пюре с густой подливкой. Или горячий шоколад, который делает Ба, особенно если она добавляет сверху взбитые сливки. Мне приходится сглотнуть, слюни так и текут…

В задней стене кабины обнаруживается квадратная дверца. Я касаюсь её, и она резко распахивается, обдувая меня холодным воздухом и демонстрируя какие-то маленькие серовато-белые кубики.

– Мы называем это грист, – говорит Филип. – Это растительная синтетическая еда, в которой содержатся все питательные вещества, необходимые для поддержания здоровья.

– Значит, вы его выращиваете? – Я дотрагиваюсь до кубика языком.

– Мы… они… его производят. В целом, это всё, чем они питаются. Это идеальная еда. Все люди в Зоне Земли едят это. Всё нормально.

Я всё ещё смотрю на грист с подозрением, хоть я, возможно, и съел бы целого коня вместе с седлом, настолько я голоден. Я кладу кубик в рот и жую. Он оказывается абсолютно безвкусным, но не таким уж ужасным. Немного походит на тофу. Я доедаю этот кубик, потом беру ещё парочку, и ещё, пока не чувствую, что живот перестаёт болеть.

– И это вся их еда? – удивлённо спрашиваю я Филипа.

Филип отвечает:

– Да. Она удовлетворяет их потребности. Упс, впереди отслеживающий луч – придётся свернуть вербальные системы, иначе они вступят в конфликт с противоотслеживающей штукой…

Аппарат слегка дёргается, потом выравнивается, и Филип замолкает.

Набив живот впервые за, по ощущениям, несколько дней, я начинаю чувствовать сонливость.

В конце концов мне надоедает смотреть на невыносимо скучный город, проплывающий под нами; мои веки тяжелеют, и я погружаюсь в глубокий сон.

Когда я просыпаюсь, аппарат стоит на месте. Он приземлился, а передний экран убран, так что я чувствую лицом тепло солнца и лёгкий ветерок. Построек из Лего нигде не видно. Вместо них я вижу деревья: сосны, высоченные дугласовы пихты и сучковатые ясени. Под ними растут густые кусты, а земля усыпана сухими сосновыми иголками и покрытыми мхом камнями. Я глубоко вдыхаю через нос. Пахнет прямо как дома, только теплее… и суше. Пелена облаков рассеялась. В синем небе ярко светит солнце, а ветви деревьев колышет крепкий тёплый ветер.

Я снова закрываю глаза и вздыхаю с глубокой печалью, осознавая, что это всего лишь сон. Мне не очень-то хочется снова открывать их, потому что я хочу сохранить образ насыщенной, богатой лесной зелени и ржаво-коричневых стволов деревьев…

– Итан? – Это голос Филипа.

«Может, я смогу просто остаться здесь, в этом сне», – думаю я и снова вдыхаю запах дома.

– Эй, чувак? Открывай глаза, приятель.

Это не сон.

Часто моргая от солнечного света, я оглядываюсь. По обе стороны от меня тянется ряд деревьев. Позади – бесплодная серая пустошь. Я провожу языком по зубам – там застряли мелкие остатки съеденного гриста.

– Где мы? – спрашиваю я.

– Это, друг мой, периметральный лесной массив Зоны Земли. Он пятьсот метров толщиной и простирается в каждом направлении на несколько километров.

Я встаю и выхожу из аппарата, разминая локоть и морщась. Он здорово распух, пока я спал, но сейчас меня куда больше интересует раскинувшийся передо мной лес.

– Ого. Это первые деревья, которые я здесь вижу. Ну, первые нормальные деревья.

– Потому что они практически единственные. Они ограничены исключительно Зоной Земли, где могут расти дико и… типа как попало. Кроме как здесь у нас со времён Великого Пожара не растут дикие деревья.

Даже если так, есть в этом лесу что-то неправильное. Он слишком сухой. На деревьях виднеются коричневые пятна, и земля тоже коричневая и серая, а не зелёная и покрытая сочной растительностью.

– Почему тут так сухо?

– Сезон засухи. Климат внутри зоны находится под контролем. Тут проводятся эксперименты с разными экстремальными условиями, понимаешь? Обильные снегопады, затяжные дожди, всё в таком духе.

Я делаю шаг вперёд, и Филип говорит:

– Дальше нельзя. Зона защищена… защищена… как бы вы это назвали? Протонно-позитивным силовым полем?

Я пожимаю плечами.

– Наверное. Невидимым щитом?

– Да. Именно. Тебе стоит следить за курицей. Причина, по которой мы находимся здесь, состоит в том, что в силовом поле есть временная прореха, несколько дней назад созданная Калланом. Представь себе, что в заборе из сетки-рабицы прорезали дыру. Но я не думаю, что твоя курица знает, где эта прореха.

Сьюзи поклёвывает что-то с земли и подбирается всё ближе и ближе к деревьям. В следующую секунду она подпрыгивает, взмахивая крыльями, как часто делает, и оказывается слишком близко к ним.

Я зову:

– Сьюзи! – и, не думая о возможных последствиях, бегу к ней.

Огромная ошибка. Она не знает меня так, как знает Игги, и когда я несусь на неё, вытянув руки, чтобы схватить, она в панике скачет прочь от меня, хлопает крыльями и мчится прямо к деревьям.

– Нет, Сьюзи! Стой! – кричу я.

Слишком поздно. В том месте, где она врезается в силовое поле, сверкает вспышка белого света и раздаётся шипение.

К моему ужасу, вместо того, чтобы отскочить, как от стенки, Сьюзи на скорости проносится вперёд, к деревьям, а потом раздаётся жалобный писк, и пылающий и дымящийся комок перьев ударяется о землю и укатывается куда-то в кусты, где я не могу её увидеть.

– Нет! Нет! Сьюзи!

Я хочу кинуться вперёд, к ней, но чувствую покалывание силового поля и вынужден отступить. Я в смятении валюсь на землю. Пытаясь спасти питомицу своего лучшего друга, я убил её. Я вглядываюсь в ветки и кусты, и всё, что я вижу, это маленькие завитки дыма и язычки пламени тут и там, где пылающие перья Сьюзи подожгли сухие листья на земле.

– Мне очень жаль, Итан, – раздаётся позади меня голос Филипа. Для робота он звучит довольно искренне.

Устало поднимаясь на ноги, я злобно сверлю взглядом то место, где бедная Сьюзи врезалась в щит – там, где она прошла через него, по-прежнему виднеется беловатая проплешина – и от досады поднимаю с земли камень и со всего размаху швыряю его. Он пролетает через проплешину и отскакивает от дерева, а потом дыра медленно исчезает, затягиваясь, будто заживая.

Я ожидаю, что это приведёт меня в отчаяние, но этого не происходит. Что-то изменилось во мне чуть раньше, тогда, когда я решил, что верну Тамми и Игги. Гибель курицы меня не остановит.