– Оправдания всегда найдутся. Поверьте, я слышал самые невероятные…

– Еще одно, – перебила я. – Что теперь будет с Криспином?

– Его уже перевели отсюда. Наверное, добавят срок за Стефана…

– И меня, – не смолчала я. – Он пытался меня задушить.

Начальник согласно наклонил голову.

– Мистер Райт не выйдет на свободу еще очень долго. До свидания, Элисон. Желаю вам удачи.

Несколько ошеломленная быстротой развития событий, я побрела к воротам, расписалась и сдала ключи. Я несла коробку с личными вещами, и на меня глазели попадавшиеся навстречу охранники и заключенные, которые шли пить чай. Наверное, и Анджела испытала то же, когда ей предложили уволиться… Поразительно, как тюрьма меняет мировоззрение и смещает векторы допустимого и недопустимого, вызывая в душе сочувствие к тем, кто совершил чудовищное преступление.

Я позвонила матери. Она оказалась дома.

– Мне нужно тебя увидеть, – сказала я.

– Что-нибудь случилось?

– Расскажу, когда приеду.

Я вела машину, не включая радио: в голове крутилась одна и та же фраза. Не знаю, откуда взялась мелодия, но слова были такими четкими, будто давно знакомыми:

«Дурная кровь проявится, проявится, проявится…»

Яблочко от яблони. Дочка вся в папашу.

Стефан не ушел от расплаты за свои преступления.

А что будет со мной?

Август 2001 г.

В суд я попала впервые. Здесь просторнее, чем в школьном актовом зале. Когда меня вызвали давать показания, мне почти показалось, что я снова поднимаюсь на сцену получать похвальный приз из рук директрисы. С той лишь разницей, что сейчас мне придется разыгрывать спектакль, как настоящей актрисе.

– Мисс Джеймс, пожалуйста, расскажите своими словами, что произошло, – попросил барристер.

Я уже говорила с полицейскими в больнице после аварии, но спустя время случившееся стало как-то яснее, четче. У меня было время все хорошенько обдумать. Во всяком случае, я на это надеялась.

– Мы опаздывали, – рассказывала я притихшему залу. – Китти… вела себя неугомонно, потому что волновалась перед школьным концертом. Они с Ванессой о чем-то спорили – точно не знаю о чем. Ванесса ушла вперед, но потом вернулась и стала паинькой. – Мне удалось натянуть улыбку. – Лучшие подруги, что поделаешь. Мама говорит, у девочек такое в порядке вещей…

Некоторые женщины на скамье присяжных закивали.

Общее напряжение усиливалось, словно в книге или фильме, когда идет совершенно невинный диалог, но чувствуется – сейчас что-то грянет.

Одна из присяжных улыбнулась мне. Ободренная, я продолжала:

– Вдруг Китти решила перейти дорогу не в том месте, где обычно. Я попыталась поймать ее за руку, но она вырвалась. От этого я потеряла равновесие и налетела на нее…

Я глубоко вздохнула, оказавшись в шаге от правды.

– А она все повторяла: «Отстань, я не маленькая».

Я взглянула на маму, которая склонила голову, будто говоря: да, так бывало. Дэвид вроде бы тоже мне верил. У Китти был тот еще характер, и сладить с ней день ото дня становилось все труднее.

Я снова вздохнула.

– Из-за поворота появилась машина. Она очень быстро ехала. На номере была буква «Л». Я узнала номер – автомобиль принадлежал Райтам. Я знала их семью, но не очень хорошо. Недавно я ходила к ним на вечеринку… А потом… потом…

Дальше я могла только прошептать:

– Машина понеслась прямо на нас.

В зале послышался приглушенный болезненный стон. Я узнала голос матери Ванессы.

Лучшая подружка Китти всегда выпячивала, что у нее мама – бывшая модель. Выглядела та и в самом деле потрясающе.

«Вот уж у кого ни волосок из прически не выбьется», – не без зависти говорила моя мама.

Теперь мать Ванессы было не узнать. Высокие скулы торчали, щеки ввалились от горя. Волосы были нещадно зачесаны назад, плечи понуро опущены. Она не отпускала руку мужа, словно боялась упасть.

– Важнее доченьки для меня не было ничего на свете, – крикнула она. – А теперь ее у меня отняли!

Ее муж вздрогнул при этих словах. Интересно, каково ему быть отодвинутым на второй план?

После меня вызвали эксперта. Да, настаивала она, девочки никаких правил не нарушили, попытавшись перейти дорогу в том месте. Если бы Криспин Мартин Райт не превысил скорость – он летел восемьдесят километров в час вместо разрешенных пятидесяти, – то смог бы затормозить вовремя и не сбил бедную маленькую Китти и ее подругу Ванессу.

В зале снова послышались стенанья – на этот раз от мамы и Дэвида. Во рту я ощутила желчную горечь.

Вышел давать показания Криспин – с пустым взглядом, в темном костюме. На меня он не смотрел.

– Девчонки затеяли потасовку на проезжей части…

– Но следы покрышек показывают, что вы ехали вплотную к тротуару!

Он промолчал.

– Вы могли остановиться, если бы ехали с разрешенной скоростью?

Он снова ничего не ответил.

Своим вопросом адвокат попал в точку.

Во время перекрестного допроса адвокат Криспина задал мне тот же вопрос:

– Вы дрались на проезжей части, когда из-за угла выехала машина?

– Нет. Как я уже сказала, мы на секунду потеряли равновесие, но, когда появилась машина, уже твердо стояли на ногах. Мы ждали на краю тротуара, собираясь перейти дорогу… – у меня вырвался всхлип. – Машина мчалась так быстро… Когда Китти вырвалась от меня, у нее… не было шансов…

«Школьник-убийца отправлен за решетку», – напечатала местная газета, когда Криспину вынесли обвинительный приговор.

Это благодаря моим показаниям?! (В газете также писали, что срок могут сократить за примерное поведение.) Поздно что-либо говорить, не то меня тоже упрячут за решетку.

– Ну, хоть ты у меня осталась, – плакала мама, обнимая меня.

– У тебя и Китти есть, – возражала я, утирая слезы.

Но мы обе знали – это неправда, прежней Китти больше нет.

Я должна за нее отомстить. Это мой сестринский долг.

Май 2017 г.

Мама сидела тихо, когда я рассказала о случившемся – не все, конечно, но достаточно.

– Не могу поверить, что ты не узнала Криспина, – проговорила она наконец.

Я подумала о рубцах, лысой голове, очках. Набранном весе.

– Знаешь, люди здорово меняются за пятнадцать лет, – сухо ответила я. – Взять хоть нас.