– Удивляетесь?

Я кивнула, понимая, что слово прозвучало неубедительно.

– Почему, по-вашему, Стефан попытался вас защитить?

– Не знаю. Может, шел мимо и услышал мои крики… – у меня вырвался всхлип. – Или у них с Мартином были трения, – нашлась я. – В тюрьмах любая мелочь приобретает гигантское значение…

Здесь я заговорила жестче (нападение – лучшая защита в споре. Это я усвоила за много лет общения со своей сестрой):

– Слава богу, что хоть кто-то пришел мне на помощь! Охраны поблизости не случилось, мне остался только свисток, но Мартин пригрозил, что я покойница, если свистну…

Женщина все это записала.

– Откуда у Стефана осколок стекла?

– Не знаю.

От лжи во рту остался противный привкус, но что еще я могла сказать?

– Вы знали Стефана до того, как пришли сюда работать?

– Нет, никогда.

Ну, хоть это я могу ответить честно.

– А Мартина Райта знали?

Только как Криспина. Поэтому мое «нет» не стало ложью.

Дознавательница отложила ручку:

– Вы в этом уверены?

Я кивнула, сжав под столом кулаки.

– Потому что Мартин Райт – Криспин Мартин Райт, если официально, – уже сделал заявление, – сказала женщина, пристально глядя на меня. – Он утверждает, что вы присутствовали на месте его преступления. Мы проверили – это правда, вы там действительно были. Он находился в машине, которая сбила вашу сестру Китти и лишила жизни ее подругу Ванессу и мать самого Криспина Райта. Все это произошло на ваших глазах.

Я выкручусь, если тщательно подбирать слова.

– Вы уверены, что это тот самый Райт? – требовательно спросила я. – Он совершенно не похож на Криспина Райта. Правда, я не видела Криспина больше пятнадцати лет…

Сотрудница полиции все это записала с недоверчивой миной. Ее коллега перед началом допроса упомянул, что наш диалог записывается.

– Вы же знаете инструкцию, – в голосе женщины появились предупреждающие нотки. – Любой сотрудник, встретив заключенного, с которым он лично знаком, обязан немедленно доложить об этом начальнику тюрьмы.

– Я знаю, – шепотом вырвалось у меня.

– Есть и еще кое-что, Элисон. Мартин сказал, что в учебном корпусе он заставил вас написать все, что произошло непосредственно перед трагедией. Он утверждает, что вы признали себя виновной в случившемся.

– Каким образом? За рулем-то был он!

– Значит, вы его все-таки узнали?

Осторожно. Нужно прикрыть себя.

– Слушайте, – сказала я, в отчаянии заламывая пальцы. – Я решила, передо мной сумасшедший, каким-то образом узнавший о давней трагедии. Он заставил меня записать фантасмагорию, в противном случае угрожая убийством! Я подчинилась из страха за свою жизнь!

Дознавательница сидела с бесстрастным лицом. Она мне верит? Доказательств у полиции нет, в этом я уверена.

Когда Мартин полоснул Стефана по горлу, у меня хватило самообладания схватить листок с признанием и затолкать в карман. Переодевшись в одежду медсестры, я разорвала бумагу на мелкие клочки, завернула в обертку от прокладки и выбросила в урну в женском туалете. Легкость, с которой я все это проделала, ошеломила меня саму.

– Мартин сказал, что покойный назвал вас своей дочерью.

Я невесело усмехнулась:

– Сперва меня обвиняют в том, что я якобы не узнала человека, насмерть сбившего одиннадцатилетнюю девочку и сделавшего инвалидом мою сестру. А теперь у меня в этой тюрьме еще и отец нашелся! Не многовато ли совпадений, как вам кажется?

Женщина записывала, не поднимая головы, но я чувствовала, что мои слова попали в точку.

– Стефан был пожилой человек, – продолжала я уже смелее. – Он в силу возраста мог совершить что-то неожиданное, охрана может подтвердить. Я не отвечаю за его безумные речи.

Во мне разгорался гнев:

– В этой тюрьме полно психопатов – некоторые из моих учеников якобы слышат голоса! Откуда узнаешь, кто здесь говорит правду?.. А теперь можно мне уйти? Я должна съездить к сестре, которая не может ходить и говорить из-за этого Криспина Райта, или как он себя теперь называет!

На лице женщины-полицейского мелькнуло сочувствие.

– Прочтите и подпишите, – мягче сказала она. Но от ее последней фразы во мне шевельнулась тревога: – Телефон не отключайте. Возможно, нам нужно будет задать вам еще несколько вопросов.

Перед уходом я зашла к начальнику тюрьмы. Он сразу перешел к делу: от работы я отстранена.

– Как вам известно, никто не может работать с заключенными при наличии личного знакомства сейчас или в прошлом. Мы не можем позволить вам работать у нас, пока заявление мистера Райта не будет рассмотрено. Это займет некоторое время…

– Я его не узнала, – отрезала я. – Я никого не собиралась обманывать.

Начальник покачал головой.

– Большинство людей приходят сюда просто работать, Элисон. Но достаточно оступиться… – Он поглядел в окно. По двору шли два человека в оранжевых костюмах – значит, работают в саду. Наверное, оказались за решеткой за должностное или экономическое преступление… Или же это насильники, педофилы или убийцы, у которых срок подходит к концу…

– За что был осужден Стефан? – вдруг спросила я.

Голос начальника тюрьмы прозвучал сухо и бесстрастно:

– За убийство.

Значит, Стефан сказал мне правду.

– Он защищался? – с надеждой спросила я. На тот невероятный случай, если Стефан все-таки окажется моим отцом, мне хотелось найти ему оправдание.

У начальника чуть сузились глаза.

– Боюсь, его жертвы возражали бы против такой трактовки.

Жертвы? Убитых что, было несколько?!

– Стефан сказал… перед смертью… что ему все равно недолго осталось.

Начальник вздохнул. Мне пришло в голову, что на этой должности приходится держать эмоции в узде, но это не всегда удается.

– У него был запущенный рак. Лечение ему не помогло. Врачи больше ничего не смогли сделать.

Стало быть, он действительно был безнадежно болен! Ну почему так трудно отличить правду от лжи?

– А не могли бы вы дать мне еще шанс? Ошиблись же вы насчет незапертого шкафа.

Но мой собеседник сразу снова стал жестким начальником тюрьмы.

– На этот раз ситуация гораздо серьезнее. Должен напомнить, за вами числятся и другие проступки. Например, прогулы между Рождеством и Новым годом.

– У меня же грипп был! Я не могла встать с кровати, даже маме позвонить не могла!

Начальник покачал головой: