— А Крякин что?

Мухин просто позеленел от такой новости.

Ах, Воронов, ах засранец. Такой мотив мимо шляпы, а!

Они тут, понимаешь, всю голову сломали, пытаясь свести концы преступления трехлетней давности с преступлением сегодняшнего дня, а все может быть гораздо проще и прозрачнее. Все может и не иметь никакого отношения ни к Хаустовым, ни к Пановым, ни к смерти Веры Прохоровой, погибшей от передозняка.

Нет, хорошо все же, что не пошел на поводу у него и не выпустил Панова. И что по факту смерти Прохоровой дела не стали заводить, тем более что отец не настаивал, а мужа кто в расчет возьмет?

Вон оно как все оборачивается.

— Вася-то? — задумалась Теплова. — Вася и не понял ничего толком. Сказал, никакого объявления не давал, хотя дом подумывал продать и ко мне перебраться. Только мне денег его не надо, мне детки хорошо помогают. Да и хозяйство у меня. Зачем мне деньги-то!.. Им все было мало! Жене его, да детям… Орала она страсть как…

— А что к нему по поводу продажи дома и правда приезжали из города?

— В тот день, когда Васю убили, был народ. Все сновали машины какие-то чужие туда-сюда. Девушка тут высокая такая шла пешком с остановки. Долго шла, мне с бугорка видать. Машина потом проехала через поселок, думала — мимо. Смотрю — нет: свернула за поселком и огородами, прямиком за Васин дом съехала. Дальше-то мне не видно было.

Пока все сходилось. А на чем же Вера приезжала?

— Да, еще была девушка. Та не хоронилась, возле ворот остановилась. Вася ее до машины и провожал.

— И все? Больше никого не было в поселке посторонних?

Мухин уже засобирался, нового он ничего не узнал. Быстро записал все, уже и на подпись протокол ей подсунул, да что-то Татьяна заколебалась. Рука ее повисла над линованной страницей и замерла, неестественно далеко оттопырив крупный локоток.

— Знаете, а ведь были, — вдруг вспомнила она, отодвигая от себя протокол. — Вы вот подпишите там вот, что была еще одна машина. Она уезжала позже других. Сначала, значит, девушка эта на красной такой машинке. Блестит вся, как шарик новогодний. Потом та уехала, что за огороды вильнула. А когда я уже в автобус влезала, чтобы в город ехать, эта последняя, смотрю, от поселка мчится. Причем ехала не по центральной дороге, а по объездной.

— Та, что за огородами? — уточнил Мухин, прежде чем записать.

— Нет. Та, что за огородами, она в центральную упирается. А есть еще одна, она заброшенная, там яма на яме. Так машина-то была, что танк! На ней по любому болоту промчишься. Вот она и мчалась…

— Номеров не запомнили? — без всякой надежды полюбопытствовал Мухин.

Человек, который мчался на машине, размерами своими напомнившей Татьяне Тепловой танк, мог вообще никакого отношения не иметь к преступлению. А мог…

А мог быть и убийцей.

— Я не запомнила, а вот Степка записал, небось.

— Степка у нас кто? — снова скрипнул зубами в адрес Воронова Мухин.

— Степка раньше парторгом был. Сейчас давно на пенсии. Уволили его за халатность, когда он охранником служил в правлении. Он однажды проворонил телевизор в управлении… Приехали хулиганы какие-то, напились. Разбили окно в правлении, пока Степка ужинать уходил, кинули телевизор в машину и уехали. Разбирались, разбирались, да так и не нашли никого. А кого найдешь-то! Степку уволили, но он теперь на всех чужих зло затаил. И давно уже номера всех машин, что через поселок едут, записывает. Его крайний дом в поселке. Вот он сидит на крыльце и пишет от нечего делать. Бдительный вроде! Бдительность-то вовремя надо было проявлять, так ведь?..

Бывший парторг Степан сидел на своем крыльце на дряхлой скамье, застеленной изъеденным молью ковром. Рядом с его левой ляжкой лежала потрепанная общая тетрадь в девяносто листов, простой карандаш и линейка.

— День добрый, — поздоровался Мухин, дежурно протягивая старику удостоверение.

— Здорово, — буркнул Степан, на удостоверение даже не взглянув. — Пожаловали, наконец. А я все сижу, думаю, когда же, когда…

— Что-нибудь заметили? — догадался Мухин, снова прокляв Воронова за преступную халатность.

— Я все всегда замечаю. Только дела до этого никому нет, — с обидой отозвался бывший парторг Степан. — Дурачком меня считают. Будто просрал телевизор правленческий, у меня с башкой что-то и приключилось. Только ни черта это не так. Вот два года назад пацаны машину угнали и за деревней у леса самого бросили. Тут вся милиция переполошилась, машину искала, шишки какой-то машина была. А я-то знал, где она схоронена была, видал, и номера были у меня записаны. Только побрезговали, не пришли ко мне. А я что? Стану наперед лезть, что ли? Мне оно не надо совсем…

— Нашли?

— Кого? — не понял дед, листая тетрадку заскорузлыми пальцами.

— Машину шишки этого нашли?

— Да нашли, только через пару недель почти. Пока бабы по грибы не пошли. А не пошли бы, так и сгнила бы там.

— А вы так и не стали бы заявлять? — усомнился Мухин его гражданской позиции.

— А зачем? Я же для них дурачок! Кто мне поверит?

— А Татьяна Теплова совсем не так о вас отзывалась, — возразил следователь. — Напротив, посоветовала мне к вам обратиться за помощью.

— Танька-то! — присвистнул дед, озорно блеснув глазами. — Танька, она молодец баба. Не то, что эти мокрохвостки! Танька, она толк в жизни знает! Она ко мне первая прибежала, после того как с города вернулась. И про ту машину, что по объездной корячилась, спросила первая.

— А второй кто? — насторожился сразу Мухин.

— Второй вот ты, кто же еще, — рассмеялся Степан сухим лающим смехом. — Небось насчет машины этой пришел узнать?

— Ну… Да, конечно. Хотя не уверен, что она может иметь отношение к убийству, но проверить стоит, не так ли?

— Проверяй, конечно. Только чего ей тогда хорониться было, коли не имеет отношения? Кому надо было, тот напрямки к Ваське по дороге шел и ехал. А этот гумнами пробирался, да под лозинками потом хоронился.

— Та-аак, а вот с этого места поподробнее, пожалуйста, Степан, не знаю вашего отчества. Во сколько это было, как все выглядело, видели или нет вы человека, что сидел за рулем. Смотрю, у вас и бинокль имеется. — Мухин уважительно кивнул на стариковское плечо, на котором болтался старенький полевой бинокль. — И номера машины, конечно же! Первым делом номера…

Жена Василия Крякина мыла пол на лестничной клетке. Сильно оттопыренный женский зад повис у Мухина перед глазами, когда он начал подниматься вверх по лестнице. Дрогнул испуганно, когда Александр Викторович сдавленно кашлянул, потом осел, и раздалось тихое:

— Ой!

— Здрассте, — поздоровался Мухин, почему-то сразу понявший, что перед ним вдова Крякина. — А как мне попасть в квартиру Крякиных?